Из книги «Русская история в картинках» 1984-2009 ИЗБРАНИЕ ВЕРЫ И не съвемы, на небе ли есмы были, ли на земли. Несть бо на земли красота такая… Повесть временных лет На славный спор о правой вере, Во стольный Киев на ристанье Пришли к Владимиру евреи, Латиняне, магометане… Князь истине внимал и бредням, Всех выслушал — и все отверг. И вот на проповедь — последним — Выходит цареградец-грек. Вся проповедь ему приснилась В ту ночь: про первородный грех, Про смерть Христа и Божью милость… И слушает Владимир-князь, Словами вещими согретый, Воспоминанием томясь, Как будто бы уже не раз Переживал и слышал это… Он посылает ближних слуг В различных вер святые храмы: Пусть им подскажут взгляд и слух, Какой из всех — прекрасный самый. И вот ответ: «Всего светлей Поют в Софии, в Цареграде, И мы забыли, пенья ради, На небе мы иль на земле!..» …Века свершали над страной Угрозы древних прозорливцев: Господь велел осуществиться Всем, не оставив ни одной Напрасной. Поколений лица Стирались мором и войной… Но от конечного истленья, Стирая грех, целя вину, — Одно лишь Пенье, только Пенье Спасало Русскую страну: О звуки Слова, искры Света, Что в первозданной тьме горел, — Певцы Руси, ее поэты Единой страсти, разных вер! В чащобе лет непроходимой — Луч поэтический играл… Хвала тебе, о князь Владимир, Ты веру правильно избрал!.. 1984 БОРИС И ГЛЕБ Како и колико лежав, тело святого… светло и красно и цело и благувоню имуще. Сказание о Борисе и Глебе Борис и Глеб, как ягнята От ненасытного волка, Смерть принимали от брата — Лютого Святополка. Не убоялись злобы И от убийц не скрывались, Только плакали оба, С плотью младой расставаясь. И друг за друга просили, И друг о друге рыдали: Глеб — из осенней России, Борис — из заоблачной дали. И о земном уделе Не сожалели нимало, И у каждого тело Нетленно благоухало. В смертный час у обоих Сердце расширилось вдвое, И посейчас любовь их Ливнем слетает на поле… 1984 ХРАМ СОФИИ В НОВГОРОДЕ Расписали греки преискусные Храм Софии: строго смотрит с купола Вседержитель-Спас благословляющий. А назавтра входят — Спас на куполе Сжал десницу, скрыл благословение!.. Изумились мастера. Решаются Заново писать десницу Спасову. Вдруг раздался Голос из-под купола: — Не трудитесь, мастера умелые, В сей руке держу Великий Новгород, Как раскрою руку — город выпадет!.. …Пали греки ниц, а сами думают: Что-то будет сей Великий Новгород?.. …И доныне видят племена земли, Как во храме Софийском в Новегороде Вседержитель-Спас благословение Сжал в кулак — И держит землю Русскую!.. 1985 ИОАНН НОВГОРОДСКИЙ Повелеваю ти: сеи нощи донеси мя из великаго Новаграда в Иерусалим… Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе в Иерусалим Ночью бес искушает святого И крадется к нему все ближе… Вдруг святой произносит слово — И становится бес недвижен: «Горю! Пусти! Нет мочи! Сними заклятье, отче!» — Взвыл, глаза закатил, оскалясь… «Нет! За то, что мне насолил, — Над мальчишкой смеется старец, — Вмиг доставь меня в Иерусалим!» И тотчас, изменившись в теле, Испуская серную вонь, Бес истек, аки тьма, из кельи, И у входа встал, аки конь. И над злобой безвидных людей, И над благостью гор огромных, Странный свой прославляя удел, — Ко святыням смиренный паломник На творенье столь мерзком летел! И дивилось все поднебесье Русской мысли предерзкой той: Не кощунство ли, чтоб на бесе — В Град Святой?! 1984 МИХАИЛ ЧЕРНИГОВСКИЙ Михаил, князь Черниговский, вызван в Орду: Там у входа в палаты Батыя Два огромных огня зажжены, как в аду, А за ними — кумиры литые. — Князь, пройди меж огней Для продления дней, И пади пред богами — для счастья: Коль падешь, станешь хану ты брата родней, Если ж нет — растерзаем на части!.. — Не нарушит никто из Христовых рабов То, что в Божьих предписано книгах! На груди моей — крест, и в груди моей — Бог: Пусть я жертвой паду за Чернигов!.. Просят русские слуги, пред князем склонясь: — Ты не бойся, мы грех твой замолим!.. — Слуги, вы мне верны!.. Так ужель я — ваш князь — Стану Богу слугою крамольным?! Если я перед бесами ныне паду, Крест святой на попранье им выдав, — Город в рабство пойдет, он падет… Я ль беду На народ наведу, на Чернигов?!. Он им в ноги бросает свой княжеский плащ: — Возлюбили вы славу мирскую! Пуще этих огней — адский пламень палящ, Я же — в райских садах возликую!.. …Зазвенели сирот голоса, зарыдав На высоких крутых колокольнях Не в Чернигове только, — Во всех городах, Завоеванных, Но непокорных!.. 1985 СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ Святый же… яко прозорливый имея дар, ведяще, яко близ, вся бываемая, зряше издалече… на молитве с братиею… предстоя о бывшей победе… Житие Сергия Радонежского Огоньки догорали средь воска, Был сраженья исход предрешен, И далекое русское войско Видел Сергий блаженной душой. Ярко вспыхнет свеча, задымит ли — Эти знаки святой понимал: Пел святой — подвигался Димитрий, Громче пел — низвергался Мамай… Бились рати на поле далече, Сергий взглядом над битвой витал, Побеждая и жестом, и речью И молчаньем смиряя татар. Только вздрогнет вся певчая братья, Если в пенье церковное вдруг Лязг ворвется мятущейся рати Иль рокочущий конский испуг. И поющему иноку мнится То предсмертный, то радостный крик: До зари заставляет молиться Просветленно-печальный старик… 1984 АЛИМПИЙ-ИКОНОПИСЕЦ Некто, юноша светел… Слово об Алимпии-иконописце В пресветлый день, когда алтарь Успенья Расписывали греки-мастера, Юнец Алимпий краски растирал. Вдруг раздалось торжественное пенье — И белый Голубь облетел весь храм… Алимпий прожил жизнь, но он душой все там, В том незабвенном чуде: Его иконы — ангелы и люди — Сияньем дня того освещены И тела лишены, Как Дух поющий… А тьма вокруг — все гуще, Слабее зренье, ближе смертный час… Когда отходим мы, в руках у нас — Одно лишь неоконченное дело, Оставленное на последний миг. Все прежнее — забылось, отлетело, А это — главное — пред нами, и томит, Как будто жизнь мы прожили напрасно… Так и Алимпию уже рука Не повинуется, и смотрит Лик прекрасный Уже как будто бы издалека, Едва задуман, чуть намечен, — А кисти падают, и нечем Помочь… …Вдруг входит некто — юноша столь светел, Что ни в один из прежних дней Алимпий бы его и не заметил, Решил бы — отблеск на стене… Тот, Светлый, поднимает кисти, И Лик последний, неземной — Густых небес рисует высью И умиленья глубиной… И та икона — не сгорела В пожары, войны, мятежи… Но кто ты — Светлый, в ризе белой, Художник юный? О — скажи, Не ты ли — день, не ты ли — Голубь, Что в храме юности поет, Не ты ли — взгляд, не ты ли — прорубь В глаза Небес — Сквозь жизни лед?! 1985 ПЕТР И ФЕВРОНИЯ Увидел как-то Петр, что Муромский князь Павел, Его родимый брат, внезапно заскучал… Причину Петр узнал — и Змея обезглавил, Что к Павловой жене являлся по ночам, По действию злых чар и в образе супруга… Но Петр, избавив брата от недуга, Сам занедужил: весь в крови, пролитой Змеем, Он был — и язвами покрылся в тот же час… Мы ж ничего того оспаривать не смеем И повторяем все, как и дошло до нас. Никак не может князь от язвы исцелиться, Но наконец слуга ему приносит весть: В селе рязанском есть Феврония-девица, А у девицы той от язвы зелье есть. Но благодарность Петр ей должен не иначе Воздать за врачевство, как сам на ней женясь!.. Однако ж был весьма недолго озадачен Условьем этим князь: «Да ладно — отшучусь да откуплюсь подарком!» — И обещает ей… И вот ему несут С какой-то кислой жидкостью сосуд: Он должен ею в бане жаркой Весь натереться. Лишь единый струп — Не натирать… И под вечер Петру Топили баню. А уж поутру — Князь исцелился!.. Но не так он глуп, Чтоб на Февронии не знаемой, не знатной Жениться! Князь дары ей шлет… И получает их обратно! Выходит — исцелен бесплатно? Ан нет! Вдруг струп единый тот, Волшебным зельем не натертый, Растет и ширится!.. И вот уж князь, Пред тем насмешливый и гордый, — Лежит весь в язвах, распростертый У ног Февронии, винясь В неверности минувшей — и клянясь В грядущей верности… А как они Потом святыми оба стали, И как друг в друга были влюблены, И как молитвой их исцелены Бывали многие — об этом вы читали! Мы обо всем поведать не сумеем… А умерли они в единый час. Мы ж ничего здесь добавлять не смеем, Лишь повторяем все, как и дошло до нас… 1984 ЩИЛ, ПОСАДНИК НОВГОРОДСКИЙ И видят в настенном писании… Щила во аде во гробе — голову же его вне ада… Сказание о Щиловом монастыре Щил был хитер: он деньги в рост давал, Разбогател — и, чтоб себя прославить, Решился храм в честь Покрова поставить. Святитель Иоанн его призвал: — Ты ростовщик! Твой храм святить не буду!.. Тут Щил — рыдать взахлеб. А Иоанн: — Купи назавтра гроб И ляг в него, облекшись в саван, И пусть тебя во храме отпоют. И если Бог тебя признает правым, То жив останешься, и церковь освящу, А коль умрешь — ты грешник и кощун! …Едва отпели Щила, — Раздался гром, и в миг с очес Со Щилом гроб исчез: Его под землю нечисть утащила!.. Тут Иоанн велел иконописцам Изобразить на фреске: «Щил в аду» — И, в страхе, сам уйти уж торопился, Как в ноги — Щилов сын: — Чем отвратить беду?! Святитель сжалился и рек: — Потребно Дней сорок в храмах сорока Служить заупокойные молебны, Не обходя раздачей хлебной Ни одного во граде бедняка!.. …Сын Щилов сорок дней голодных кормит кряду: Вдруг, на закате в день сороковой, На фреске Щил задвигал головой — Щил поднял голову из ада!.. Другие сорок дней молебны длят: Уже по пояс Щил в смоле кипящей!.. На сто двадцатый день — Щил покидает ад! Вдруг в церкви — гром! В ней — гроб! И в гробе настоящий Явился Щил! Он мертв, Но он — в слепящем райском одеянье… Так превратился в милостыни мед Весь черный деготь Щиловых деяний!.. 1984 СУД НАД МАКСИМОМ ГРЕКОМ Исповедаю всей душой Богочеловека, воскресшего из мертвых, а не «бесконечною смертью умерша», как проповедуют Его везде ваши толковые Евангелия! Максим Грек. Сочинения — Чужак, — видали умника такого? — Желает исправленья наших книг! Небось, как закуем тебя в оковы, — Забудешь весь свой греческий язык Со скверною латынию впридачу… Не возражай! Заткни свой мерзкий рот! Слыхали — всю Псалтирь переиначил, И говорит, мол, «новый перевод»! Иль думал — мы тебя не пересилим С твоим заморским знаньем, самохвал? Не ты ль над князем тешился Васильем И супротив княгини волхвовал?.. Молчи! Не видим пользы. Вот вреда ты Нанес премного. Отрекись! А нет, — Докажем вмиг: ты — турский соглядатай, И все поймут, что твой пророк — Махмет!.. 1984 БДЕНИЕ Да разумеет совесть прокаженну имущий… Эпистолия первая Андрея Курбского Ивана Грозного таинственные зимы Раскаянья и ненасытного злодейства: Всю зиму в зеркало заморское глядеться — Меж Божьим образом и адской образиной Мелькает жизни стриж. Сорвется… Воспарит… А царь давно уже старик: В какой же миг Господень Ангел, чист и грозен, Сразит его — и заморозит, И в Вечность — вот таким — внесет: В кривой, багровый миг паденья?.. В миг ясных, голубых высот?.. …В Эдеме иль в аду, продлится бденье?.. 1984 СТАРЕЦ ВАРНАВА Задумал Грозный брать Казань — Призвал к себе Варнаву-старца: — Чернец молитвой, может статься, Поможет нам… Но тот, прибыв, сказал: — Царь, Небо ниспошлет удачу, Но я совет сначала дам: Войска расставь — не здесь, а там, Осаду всю — веди иначе… Тут Грозный: — Что?! Тебе в угоду — Острить стрелу, менять прицел? Да ты монах иль воевода? Ступай-ка прочь, покуда цел!.. А Волга протекала близко: Варнава скидывает ризку, Бросает на́ воду — и вот, Сев сверху, быстро прочь плывет, Как парусный корабль… А Грозный: — Вернись, вернись! — Взывает слезно… Тот — против волн — плывет назад: — Согласен, царь? Что ж — лучше поздно, Чем никогда!.. — И тут был город взят!.. 1985 КАЗАНЬ Змий велик и страшен о дву главу… единою пожира человеки и скоты… а другою главою траву ядяше… История о Казанском царстве 1 Как близ Волги жил Змий да о двух головах — О змеиной главе и воловьей: И одной голове доставалась трава, А другая кормилась кровью. И со князями царь болгарский Саин Убегал от змеиного свиста, Хоть и жить в той земле им хотелось самим — Ведь и рыбна земля, и пчелиста. Царь-Саинов же волхв Тут измыслил подвох, Того Змия сожег волхвованьем, И восшел к небу смрад… И основан был град, От царя нареченный Казанью. Но столбом над Казанью стоял много дней Дух змеиный и смрад его серный, Потому под конец воцарился над ней Царь неверный, нечистый и скверный… 2 Утром царь всем волхвам совещаться велит, — Он виденьем ночным озадачен: Взыде с Запада месяц — пресветел, велик, А с Востока — другой, мал и мрачен. Вот сразились — и малый большим побежден, Поглощен им и слился легко с ним… И толкуют волхвы: «То сраженья мы ждем С победительным Царством Московским. И Казань — словно древо, а Русь — что металл: Не сражайся, спасай свою душу!..» Царь же сердцем смутился и вострепетал, Но премудрых волхвов не послушал… 3 …И вот уже город пожаром объят И криком раскаянья поздним, И грозные очи на город глядят: Казань, ты во прахе пред Грозным! Казань, твои жены от боли кричат: Ты снова рождаешься, царственный град, Но вместо змеиного смрада Вдыхаешь курящийся ладан! Воскресни, очнись — ты не тьмой поглощен, Но пламенем вычищен и освещен, Тебе и печально, и больно, Но вслушайся в звон колокольный: Весь мир к тебе в гости пожаловал — весь, Раскройся, врата твои узки : Пред ними — века небывалых чудес, Блистанье истории русской!.. 1984 ПСКОВСКИЙ КОЛОКОЛ И начаша псковичи, на колокол смотря, плакати по своей старине и по своей воле… Повесть о Псковском взятии Как у колокола городского, Что без дела лежит-пропадает, Безутешные граждане Пскова Причитают-рыдают: — Как звонил-собирал ты на вече, Глас небесный средь шума мирского, Тогда правила Правда во Пскове, Крылась Кривда далече… Как пришли от Московского князя Старину нашу вольную рушить, Тебя сняли и сбросили наземь — Нашу звонкую душу. Злой наместник теперь верховодит, И на площади — плач и рыданье, Кривда в судьях по городу ходит, Как в цветастом кафтане. Ты прощай, наше вольное слово, Ты нам было и хлебом, и раем, Без тебя — как зимою без крова, А придет ли весна — мы не знаем… 1984 АРСЕНИЙ НОВГОРОДСКИЙ Даждьте ми сей Великий Новград на пропитание, и се довлеет ми. Житие Арсения Новгородского Новгород — выдохся. Новгород — взят. Гневом вскипая жестоким, Грозного очи, как пламя, скользят По замирающим стогнам: Прячутся все, опуская глаза… Кто же — один — выступает вперед? Прямо глядящего — страх не берет, Грозных зениц он не чувствует жженья… Крики: — Арсений! — Провидец! — Юрод! — Он предсказал этот месяц и год — Новгорода пораженье!.. С Грозным — Блаженный Встречается взглядом: Тихий ручей — С пламенеющим адом… Думает Грозный: «Широкой рекой Кровь разлилась по Руси: Мне пригодится заступник такой В час, когда Вышний осудит…» — Отче Арсений! Что хочешь — проси, В просьбе отказа не будет! — Царь! От своих необъятных щедрот — Новгород мне подари! Грозный скривил обескровленный рот: — Смерд! Не забудь, что стоишь ты в рогоже, А городами — владеют цари!.. Ладно уж, будь в Новеграде вельможей… — Царь! Посулил, а теперь не даешь? Что ж, я возьму, не спросясь! Ползать на брюхе могу ль средь вельмож, В небо душой возносясь?! Все пред тобою — Лицами в грязь — Пасть поторопятся сами… Но если кто-то стоит, не клонясь, Но если кто-то блюдет эту связь Новгорода с Небесами, — Солнце еще нашу землю ласкает… Видишь? В рогоже стою я — зимой! Чем удивишь меня — Плахой? Тюрьмой?.. Видишь? — Я царствую! Новгород — мой!.. …И в злобе, но силой клоним неземной, Грозный глаза опускает… 1985 ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ Блаженный Василий целует углы Домов, преисполненных зла и хулы, Где вольно живут и богато Питомцы греха и разврата… — Так вот ты, Василий, провидец каков — Молельщик блудилищ, чернец кабаков! Царю прекословить дерзаешь, А стены нечестья лобзаешь! — О братья, внутри там — глумленье и смрад, Но ангелы Божьи снаружи стоят И с плачем поют: «Аллилуя…» — Вот им-то я крылья целую!.. Блаженный Василий плюет на дома, Где праведность правит, где вера сама Живет, подавая знаменья: Он в двери кидает каменья… — Так вот же, Василий, каков ты святой — Глашатай обмана и спеси пустой: Бояр да вельмож укоряешь, А в праведных камни швыряешь! — О братья, внутри там — смиренье и свет, А бесы снаружи: им доступа нет, Толпятся, крыльцо сотрясая, — Вот в них-то я камни бросаю!.. 1997 ДИОНИСИЙ Мир заполняет золотистый свет. Распятье — праздник: Иоанн, Мария, В коричневом, зеленом — воспарили Победно над землей: В них страха нет. И римский сотник Рядом с Иоанном Взлетает, просветлен, В восторге странном… Плывут багряно ангелы, Чтоб резче Златой земли светилась красота. А посреди Христос — Уже воскресший! — Сойти не хочет с дивного креста… 1985 САВВА ГРУДЦЫН Окрест же престола его зрит Савва множество юношей крылатых… Повесть о Савве Грудцыне Ты слышал, Савва, сын Грудцын, Купецкий непутевый сын, Был крепко заморочен бесом? Вид человеческий приняв, Тот подошел к нему, обняв, Назвался родственником, весом Своим среди людей, богатством привлекая И на возможности такие намекая, Что сердце замерло у Саввы Грудцына… — Тут, впрочем, грамотка одна, — Промолвил новый друг. — Ты подпишись под ней, И к моему отцу снеси ее с поклоном, — И сразу станешь всех удачливей, сильней, И каждое твое желание — законом Признают все… …Пред Саввой, в княжеских палатах, — Престол огромной вышины, Там лица юношей крылатых Багряны, сини и черны, И Савва, бледный от испуга, Тихонько спрашивает друга: — Скажи, что здесь за странный люд?! — Да как сказать? Индусы, персы… Здесь люди всякие живут… И Савва, веря речи беса, С поклоном грамотку несет Сидящему на том престоле… …Ну до чего же прост народ! Что значит — не учились в школе!.. Но приглядишься к ним — и зришь в них Такое, что и честь, и слава За это им: ну кто из книжных Сумел бы запросто, как Савва, Отрекшись от людских похвал, Что дух нечистый даровал, Богатство, почести и власть Отринув — наземь в церкви пасть: — Прости!.. Не выдай адской силе!.. — И что ж ты думаешь? Простили! На людях плакал, не кичась, — И грамотка, что дал он черту, Пред ним явилась тот же час, И видит Савва: подпись — стерта!.. 1985 УЛЬЯНИЯ ЛАЗАРЕВСКАЯ …И повеле… собирати лебеду и кору древяную, и в том хлеб сотворив… и молитвою ея бысть хлеб сладок. Повесть о Юлиании Лазаревской И в сытости, и в скудости живала Ульяния. Никто вокруг не замечал, Как хлеб она убогим раздавала, Как им рубашки шила по ночам… А подступили глад, и мор, и недостаток, — Она и лебеду сбирала, и кору, И хлеб для всех пекла. И был тот хлеб столь сладок, Что обращались все, вкусив его, к добру! А с той поры, как в ней совсем иссякли силы И бедным помогать не стало плотских рук, — Она еще добрей: песок с ее могилы, Коль оботрешься им, целит любой недуг!.. 1984 СВЯТАЯ МАЛАНЬЯ Может быть, поколения нашего вера Вся уместится в те полведра, Что святая Маланья, восставши с одра После смерти, внесла в загоревшийся терем И пожар залила — для примера Маловерам… Мы счет потеряли потерям: Мы теряем любовь, чудеса И стихи. Мы не в землю сырую уткнулись — В мостовые взбесившихся улиц. Мы успели проспать небеса. И придется Маланье возвратный свершить Путь — от Запада и до Востока, Чтобы терем горящий опять потушить. — Да воды наберется ли столько? Мы скупеем. Сужается мера Потаенного смысла. Добра. Может быть, поколения нашего вера Не наполнит и те полведра… 1992 САМОЗВАНЕЦ Средь зимних ярмарок и звонниц, Неведом дню и тьмой ведом, Один окликнут — «Самозванец!» — И град камней — в стеклянный дом! Иль он один решился наспех, Полжизни смердом проплясав, К венцу расцвесть в болотах брянских И вызреть в виленских лесах? Нет, пред лицом соленой смерти, Имен забвенных и путей — Из вас любой на царство метил, Днем крался, крылся в темноте!.. Прими покорно, Самозванец, От прочих — честь, со всеми — часть, В монаршей осени багрянец Перед кончиной облачась: У всех — затверженные роли, И каждый сбросит облик свой. — Играет ветер в чистом поле Надежд пожухлою листвой! 1984 СТЕНЬКА РАЗИН Архиерей опять Стеньке: «Грех большой волшебством жить!» Из преданий о Стеньке Разине Как пускались ловить Стеньку Разина, — Ускользали его корабли… Отчего его все же поймать не могли? — Тут нечисто… Слыхали мы разное. Говорят, его как-то поймали, А как начали бить да пытать — Он давай хохотать! Били-били, все розги сломали, Тут один разглядел: — Ты смотри, Вместо Стеньки — бревно заковали! …Еле перекреститься смогли… Вновь поймали — и держат в остроге, Вдруг он ночью — как крикнет: — Эй, братцы! Караси расплодились на Волге, Собирайтесь! Поедем кататься!.. Ну, колодники — в слезы… Тут Стенька Быстро волны рисует на стенке, Чертит лодку углем, И в нее всех сажает: — Поплыли! Живем! …И все узники с ним исчезают… …Так он пил да гулял без опаски, Бил да грабил — беды не встречал, Да не знал, что на Светлую Пасху Прекращается действие чар: Как на Пасху, при солнечном свете, Вышел грабить — его замели И в железной скрежещущей клети Сквозь Россию — до плахи везли!.. 1985 ЦАРЬ ПЕТР И СТРАННИК Петр от придворных убежал: Перечат люди, раздражают… В затвор! К машинам, к чертежам! Но царь, склонясь над чертежами, Вдруг чувствует — здесь кто-то есть: Глядит, а рядом — бедный странник… — Да как ты смог сюда пролезть? — Царь хочет знать о пожеланьях Народа, — вот и впущен я… А Петр, как в дымке забытья, Уже подносит гостю чарку: — Ну, коль явился, отвечай-ка, Чему учен, имеешь дар Какой?.. И вдруг кричат: «Пожар!» К окошку Петр: Горит вся Пресня!.. — Я дар имею интересный: Вином пожары заливать! Царь — в гневе: — Будет завирать! Так проучу, что станет жарко! Глумиться вздумал! У меня… Но странник раз-другой из чарки В окно плеснул — и нет огня! А сам — исчез!.. Да это что ж?! Тут Петр на стол, на свой чертеж Садится в страхе и бессилье — И слышит где-то близко-близко: — Царь Петр! А меня — Василий Зовут! Василий Кесарийский… — Да это ж — тыщу лет назад? Не верю!.. Быть не может! Нет!.. Я пьян… Мне разум отказал. Забыть, забыть весь этот бред!.. Он не являлся!.. А иначе — Вся власть моя не больше значит, Чем эта чарка… Непокорны Все эти люди — лгут, клянут… Так пусть дрожат — и спины гнут! Одни машины — миротворны! …И царь, багровый весь от гнева, Идет, чертеж подробный в левой Держа, а в правой — бычий кнут! 1985 СЕРАФИМ Край горестный был вылеплен из воска, Стопа небес безжалостно давила, И весь в снегу был Серафим Саровский, И сильно мерз внимавший Мотовилов. Но в том краю без зрения и слуха, В его прозрачном сердце ледяном Глаголы процвели Святого Духа, И мехи новым полнились вином. Вошла Весна, Зимы вокруг не тронув, Излился Свет, не разогнавший Мрака, Объяла тишина крушенье тронов, Плыла над Колымой святого рака. Кто в огненную влагу окунется, Над тем бессилен ледяной кристалл: Средь полночи стоит над Русью солнце, В нем шевелятся пламенем уста. Но в нищете безверной и преступной Достоин кто бесценного подарка? Царит над веком хлад и запах трупный, И лишь двоим в метель светло и жарко. Им в золотистом райском аромате Сквозь ночь и холод — в небо прорасти… О, не рыдай же надо мною, Мати, Но солнцу улыбнись и тьму прости! 1992 КОНСТАНТИН СЛУЧЕВСКИЙ Былые песни немы, Своим певцам под стать, И наступило время Случевского читать. К разгадке несказанной Он близко подошел, И плачет строчкой странной Над изгнанной душой. У мира на окраине, Где Свет, лишенный прав, Забыл святые тайны И гаснет, зарыдав, Среди великой злобы, Где тщетно тьму молить, Свет ищет, чрез кого бы Печаль свою излить. Где горестно гостим мы Под взором тяжких туч, — Сознаньем не вместимый, Пробился Вышний Луч. Где птиц тревожной стаей Мы горестно гостим, — Там Свету стал устами Случевский Константин. 2007 ЛЕВ КАРСАВИН Ах, философ Лев Карсавин! Как хоронят на Руси? Хочешь крест, еще и саван? — Не надейся, не проси. Как смеются стервы-лярвы, Как ледок припек уста, Это значит — Приполярье, Это — наша Воркута. Папуас душой и видом, Вертухай не знает зла. — Что София с Василидом, Мира горнего крыла? Да еще — как там у Блока? — «Ветер, ветер…». Маета, Как везде. Одно лишь плохо: Что хоронят без креста. Впрочем, что возиться с телом? Там, куда взирать не смей, Света Крест стоит пределом Меж Отцом и тварью всей, Оком власти, торжества ли За вселенною следя — Вплоть до той презренной твари, Что стреляет, не судя. Света Крест на перепутье Божьих судеб и людских. И пред ним замолкли судьи, Леденящий ветер стих. И к тому Кресту во славе Приложился, зарыдав, Осиянный Лев Карсавин, Похороненный во льдах. 2000 ОРДЫНСКИЙ ПИР Ак-Орда, Смак-Орда, С губ сочится Кровь-руда, Воет белая волчица На ущербную Луну. Ак-Ок, Эй, внучок, Ножик вынь — Вспори страну, Степь да синь!.. Степь-ковыль, А поле-то Вином красным Полито, Кости белые торчат — Кличет хан Внучат-волчат, — Расстилайте дастархан! Кок-Орда, Скок-Орда, Синий ножик В бок-Орда! Где полмира? — Йок-Орда! — В бездну-со-всех-ног-Орда! И ни косточки от пира, Не осталось и следа!.. 2002 РАССКАЗ ПУТНИКА Я посмею Вас Потревожить не на час, А на малое мгновенье, На минуточку. Уж тому идет И не месяц, и не год, А с весьма изрядным гаком — Три столетия… Правил Русью всей Царь Тишайший Алексей — Божью Церковь разорял он И расстраивал. При нем Никон жил — . Устав новый положил, И на сорок толков Церковь раскололася. Вот тогда отцы, Того века мудрецы, В Стародубской древней волости Сходилися: Стала мудрых рать Громко небо вопрошать — Мол, какой из этих толков Верный-истинный? Тут раздался гром, Озарилось все огнем, И сошел Господь на гору На Горо́дину. И с тех пор Бог Сил Плоть крестьянскую носил, Называться стал Данила свет Филиппович. Из села в село Слово Божье потекло — Воскрешать по духу мертвых Силой истины. И из града в град, Где все души смертно спят, Полилась из уст пречистых Жизнь бессмертная… Если ж это так, То другое все пустяк — Власть, и войны, и наука, И политика. Если Сам Господь Снова принял плоть, Остальное — прах, и пепел, И ничтожество. Все цари да короли Перед Ним лежат в пыли — Все как есть, Включая Ленина и Сталина. Так шептали в детстве нам, — Я от деда слышал сам, Да вот верить ли, не верить? — Сомневаюся… 2009 ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ Путь из варяг в греки — Это не только реки, Это не только волок: Путь сей — суров и долог. Путь к высоте — из праха, Путь к красоте — из страха, К белому камню — к мере. Путь от безверья — к вере. Путь на века — вовеки, Путь из варяг в греки, Путь от истока к устью — Путь, проходимый Русью… 2008