Из книги «Интервал и ступень» 1987-1988 * * * У судеб в кровавой лавке, Вся в черном, вдова Россия Стояла поодаль от давки — И ни о чем не просила, Рассветных стихов и звонниц Сжимая последний червонец… 1987 МОЛЧАНИЕ Иисус молчал… Мтф. 26, 63 Бог, как странник, лишенный крова, Города обходил ночами: Кто поведает муки Слова, Обреченного на молчанье? В тяжком обмороке камней — Бог, подземных глубин немей! Но травинка грунт пробивает, Немоту — голосок чуть слышный: Это в новую ночь Всевышний К нам единственным звуком взывает. Самый ясный и самый целебный — Звук, Согласный со всею вселенной! Рядом — Гласный. И это — так много, Что и птицы садятся на плечи. Но взлетевший от Птичьего Слога Ко святой Человеческой Речи — Знает цену дарам и утратам: Льдистым садом подернуты стекла. И чтоб Слово навеки не смолкло — Он молчит пред Пилатом… 1987 РАКОВИНЫ И отхлынуло море временно́е Черных споров и зеленых драк, И остались мы, как в годы Ноя — Раковины на горах. И века целебного алоэ, И корицы благовест — В нас шумят: о небывалое былое Смытых волнами времен и мест! Кто же вы, недавние? Не дети ли? Весь в орехах горный склон. Безъязыкие свидетели, Мы готовы стать стеклом, Чей состав — песчаный прах. Распадемся, не печалясь, Чтобы в наших зеркалах Вы с собою повстречались!.. 1987 ДАВИД И ОРФЕЙ О близость мелодий! Различья развей: К единой свободе — Давид и Орфей! Единство воспело, И нет уже двух — Влекущее тело, Провидящий дух! Два слившихся диска Побед и обид — О тайна единства: Орфей и Давид! И сумрак, редея, Пропустит рассвет, Где нет иудея И эллина нет!.. 1987 * * * Как душа воскресает, узрев, Что весна и задворков, и улиц, И ростков незаметных коснулась, И столетних великих дерев! Где б ни сохла, от ветра шурша, Под какой бы стеной ни ютилась, — Ветвь, в ответ на небесную милость, Расцветает, бессмертьем дыша!.. 1987 * * * Душа — Мария, ученица, Таясь, дрожа, как на охоте, Вошла — и тела не находит, Глядит — и видит Плащаницу. И ей, как прочим душам: «Что вы Меж мертвых ищете Живого?..» Но — явь ли это или снится? — Крылатой, скачущей и пешей — Нигде не виден ей Воскресший, Везде белеет Плащаница, И — на земле ль, на небе — снова: «Во гробе сыщешь ли Живого?..» Но среди сумрачного сада, Что Гефсиманией зовется, Внезапно голос раздается: «Тебе самой воскреснуть надо! Исполни Псалмопевца слово — Живой да воспоет Живого!..» И вот она встает из гроба, В котором ей скитанья снились, А в нем остались мрак и злоба, И все внезапно прояснилось: Душа отбросила покровы — И зрит в себе Его, Живого!.. 1987 ЗОРИ ПРЕД ТЬМОЙ Слышу: умер старик Смыслов. С ним, соседом, мы были чужие — Не встречались, хоть рядом жили, Не сказали за жизнь двух слов. Но пред тем, как сады зацвели, Он на солнце стоял у забора: «Лучший срок наступает! Скоро Будет свадьба у всей земли!..» — Так сказал он. И это слышал Только воздух весенний да я. А душа поднималась все выше, Золотые секунды лия. Лучший день! У меня — на восходе, У него — на закате души. Но и зори пред тьмой хороши В набегающе-нежной природе. Мы — наперсники этого дня. Мне старик, умирая, кивает. Он, чужой, вразумляет меня, Что чужих на земле не бывает. Боже Господи! Ты ведь знаешь — Мы, как рыбы, дрожим на песке… Для чего же Ты нас покидаешь? Для чего Ты стоишь вдалеке?.. 1987 ПОСРЕДИ РЕКИ Кораблик нас по детству вез… — Я вам, как истый россиянин, Все объясню. Иисус Христос — Он был, конечно, марсианин: Пришел — и дал себя распять, Чтоб всех уверить через чудо… Ах, как сверкает эта гладь! Но дует. У меня простуда. Пойдемте вниз… Так вот — евреи Собрались срочно на совет: Нашелся кто-то их умнее! Про Марс они не знали, нет… …Кораблик нас по детству вез, И посреди реки весенней, Как столп лучей, вставал вопрос О жизни, смерти, воскресенье. О, что решалось в этот час? Но мы часов не наблюдали, А речка уносила нас — И унесла в такие дали… 1987 * * * …А впрочем, лучше вовсе не решать. Зайдем ко мне, я напою Вас чаем: Наш мир земной — он тем необычаен, Что небо можно ложкой размешать В стакане… Многого не замечаем, Чего себя могли бы не лишать. …Да, мы встречались много лет назад, В той тихой жизни, в том деньке зеленом. В ту пору Вы служили почтальоном. Ну что ж Вы сразу отвели глаза, Зачем поникли, опустили плечи? Опять забыли?.. Вы ведь и тогда Не вспомнили об этой нашей встрече — Через лучи, утраты и года!.. 1987 ВИНОГРАДОРОДНЫЙ Младенец виноградородный, Колхиды песенник двусложный, В семье — единственно возможный Священник, Небесам угодный, Скиталец фиолетокудрый, Мафусаилов горный правнук От племени армян державных И ловчих ночи — страстных курдов, Пойдем с тобой, венчанный нищий, Святой и пыльною дорогой, Земле — уго́льно изменившей, К созвездьям — у́гольно-пологой: Там храм огня в ограде хладной, И все, кто в храме этом служит, — Как я — внутри, как ты — снаружи, Как мы — в беседе виноградной. 1987 * * * …Ключ в начале нотного стана — Судеб решенье. Горю недолог Путь, коль захочет Предвечный Астролог Со скрипичным — альтовый местами Поменять, то есть нищего — с принцем, Леденцовый дворец — со зверинцем. Нет, не везенье, не сила и слава, Но — интервал и ступень. Октава Грехопаденья: с вершины гнездо Рухнуло в непроходимые травы. Брошенный дом и птенец нелюбимый, Неоперенный. И чистая прима Прежде Творенья: До — до… 1987 * * * Ты болезни переходишь вброд, Как сквозь облако — сквозь смех ребячий, И к тебе любовь выходит из ворот Памяти и плача. Ты ушла из дому, не сказав, Что когда-то в прошлом возвратишься, И печаль стоит в твоих глазах — Ангелов затишье. Но какой тебя почтить мечтой В жизни обветшало-затрапезной, Чтобы ты ее узрела рядом с той Нежностью небесной?.. 1987 ХОРАЛ О Бах, — наших взоров касанья, на грани Слепящих сияний! О Духов телесные встречи — Не ведая зла, не переча, Взаимно лучась и служа У пламенного рубежа! Улыбка терпенья — условность — И к ангельской жизни готовность… Светящимся ветром повей! Как жил, как растил сыновей, Безропотно-пристально зная, Что жизнь — серебристо-сквозная Река, В ней тело — форель, И ловит, и выловит наверняка Стоящий у края рыбак — Играющий Дух человека… О Бах! — Христа золотая свирель!.. 1988 * * * За синим колыхалищем Москвы Я затворюсь в задворков просторечье, И меж домов протиснусь в Междуречье: На стреме тучи — каменные львы, А царь Саргон стоит без головы, И греет Солнце в мартовских ладонях — В проулках, складках кожаных гармоник, Над ниневийским аканьем молвы… 1988 * * * О Ель — носительница разума, Лучащегося на восходе Фигур осмысленными связями: Первоучитель туч — Мефодий! И меж языческими тучами, Что не в ладу с колючей славой, Светлеет Облако, научено Хвале рассвета остроглавой!.. 1988 * * * О, сколько их — садов! Расставишь всех людей на свете — Все потеряются. И ветер С пути собьется. Каждый вздох Набит их клевером, левкоем, Корой, сиренью, вишней, дубом, А глубже там — еще такое, Что именем не обрисуешь грубым, Что, ускользая от названья, Доносит тайны волхвованья… И мы вдыхаем — волею звериной Иль ангела чутьем, нечесано-заросшего: Душа! Сады — огромные перины, И все они — тебе, Принцесса на горошине! Ты дышишь, нежишься, ты возлежишь на них, Хоть за дверьми И ждет тебя Жених!.. 1988 ИЕРОНИМ Мы с лапы львиной яблоко сорвем, Орла стихам научим: Иероним беседует со львом, Всезнающе-дремучим. А тот следит, прищурившись в веках, Игру контрастных пятен, И текст на трех священных языках Ему без слов понятен… 1988 * * * Истина — гуще осеннего сада В сумерках, и недоступней для взгляда Тайные тропы, сокрытые в ней, Бывшие летом рассвета ясней. Корни, кусты, травяные владенья Скрыло от разума Грехопаденье, Истины свет загустился в белок, Полный провалов, пещер и берлог. Роза средь ночи бессильна — и властна, Правда во плоти черна, но прекрасна, В дуплах дремучих страшна, но права — Ангел, взывающий из вещества! 1988 * * * В детстве — отмели плотной Средь моря бушующих бедствий, В детстве — тетрадке нотной Для долгих записей, в детстве — Свет январский с Жюль Верном, Андерсен в школьном дворе Делают день достоверным, Как складки в дубовой коре. Дуб разминает руки, Вечер из глины лепя: Твои родители — Духи, Они сложили тебя Из невместимых желаний, Как сумрак того хотел, И в Лете омыли длани, И сами ушли из тел. …Нотный день пролистался В страшную тишину. Все ушли — ты остался Неба нести вину. 1988 Сербия Из цикла [1] ЯБЛОКО Подобрал бы то яблочко, съел бы я, Да далёко оно откатилось! Дионисий прошелся по Сербии — Виноградом украшенный тирс. Дионис — во святительских ризах, Вновь аттический выдался век, Храм лобзанья — Акрополю близок, Но запутанней синтаксис рек. Подобрал бы то яблочко спелое, Да оно закатилось в Прилеп, Раскололось — златое и целое — На ручьи диалектов и лет. В счет Аида — четвертая Аттика, Оскудел огневой студенец. Ярых вод наговорная практика Не излечит сердец. [2] ПАВА Из ворот избы беседной Выбегал ручей жемчужный, Увидал малец недужный — Улыбнулся, бедный, Как он бросился на травы, Чтоб собрать тот жемчуг ценный, — Вдруг слетает Свет Нетленный В виде яркой Павы. Клювом жемчуг собирает, Под цветные крылья прячет, Перьем солнечным играет — А парнишка плачет: «Пожалей меня, больного, Перед лютой зимней стужей, Ты оставь мне хоть немного Маленьких жемчужин! Сколько ты уже склевал их… Хоть оставшиеся эти — Три денечка белых, малых Подари мне, Свете!» Пава, перьями играя, Слез и слов не замечает И, остатки добирая, Хлопцу отвечает: «Не оставлю, мой хороший, Ни жемчужинки единой, — Будешь схвачен холодиной, Снегом запорошен, Чтобы сердце приуныло, Чтоб душа твоя остыла. И когда тебе земные Станут дни постылы, — Вновь слечу к тебе я Павой, И, к земному не ревнуя, Жемчуг весь тебе верну я Вместе с горней Славой!» [3] Шум да гром! То ли близится счастье, То ли с жизнью пора распрощаться, Но деревья цветут слишком шумно, Слишком громкое Солнце восходит, И в душе, как в гудящем лесу, мне Сладко слушать весенние мысли. И подходит ко мне без вопросов Золотая заря — костоправа, И десницей, могучей и нежной, Выправляет любви позвоночник, — Ни следа от скорбей моих прежних, От провалов и рвов полуночных!.. [4] ПОЛОТНО Вздулась речка, тяжко, больно дышит, А над ней — три девы в белых платьях Полотно стирают-отмывают: Возле первой девы — волны желты, У второй — краснеют под руками, Возле третьей — черного чернее. То не полотно в руках у прачек, То не речка дышит и болеет, То не девы — Ангелы Господни Душу нераскаянную моют, От грехов несчетных очищают: Из души усопшего злодея Истекает зависть — желтизною, Пролитая кровь — струею красной И кощунство — черною волною… 1988