Достойный зритель! Пристально воззри:
Под сим рисунком надпись разбери,
И все ль на месте здесь? Реши
И восхищаться не спеши.
Ты скажешь: «Это — Серафим,
А вот — Тереза перед ним».
О зритель! Мой совет прими:
Порядок их перемени,
Ведь, их местами поменяв,
Ты будешь совершенно прав.
Ее — смени
скорее им,
Зови святую — Серафим!
Художник,
ты ума лишен:
Ее стрелу — подъемлет он!
Но мы-то сразу различим,
Что дева — этот Серафим.
Огонь сей женствен, словно он
Ее любовью разожжен.
О, как мечта твоя бедна,
Кисть — равнодушно-холодна!
Ты, видно, впавши в забытье,
Создал его —
как тень ее:
Жена — она имеет мужа вид,
Но подо льдом — огонь любви горит!
Что ж, идеал, наверно, твой —
Бессильный, женственный святой!
Бездарный, если б ты стяжал
Сей лучезарной книги жар,
Ты ей бы отдал
полный свод
Всех серафических красот:
Все пламя юное красы,
В лучах — ланиты и власы,
Свет крыл, прозрачные персты….
Она блистанье красоты
Величьем сердца обрела,
И ей — горящая стрела!..
По
праву возврати скорей
Ему — румянец,
пламя — ей,
Всю низость оскорбленья смой:
Твой Серафим — да станет мой!
Пусть впредь не будет места злу:
Ему — вуаль, а ей — стрелу!
Вуалью
сможет он тогда
Скрыть краску гнева и стыда
Пред тем, что днесь у нас хвалим
Иного вида Серафим…
Ей
дай стрелу — тебя она
Сразит (прекрасна и юна):
Ведь мудрый должен разуметь,
Что в этих стрелах — жизнь и смерть!
С твоей изящной пустотой
Сравню ль величье жизни той?
Пошлет стрелу — и мы узрим,
Что перед нами — Серафим.
Лишь горняя умеет рать
Такими стрелами стрелять.
Стрелу дай той, кем жар любви зажжен,
Вуаль — ему, чтоб не был постыжен!
Но,
если снова рок судил,
Чтоб недостойный счастлив был,
Когда заносчивую ложь
Правдивой песней не проймешь,
Все торжество оставь за ним,
А мой пусть
страждет Серафим …
Ему — весь
блеск, могучий вид,
Сверканье крыл, пожар ланит,
Ему — стрелу в
огне лучей…
Лишь пламенное сердце
— ей!
Да
— ей! И с ним ей будет дан
Весь полный стрел — любви колчан.
Ведь для любви одно желанно
Оружье — собственные раны!
Слабейшее, в руках любви оно —
Сильнейшее. И сердце — пронзено…
О сердце-примиритель! Твой удел —
В любви быть равновесьем ран и стрел.
Живи в сей книге, вечно говори,
Огнем — на каждом языке — гори.
Люби, и уязвляй, и умирай,
И, кровью истекая, покоряй!
Жизнь вечная проложит пусть свои
Пути — меж мучеников сей любви,
Раб этой страсти да впадет в экстаз,
Свидетельствуя о тебе — средь нас.
Яви же фейерверка мастерство
Над хладным камнем сердца моего,
Достань из необъятной книги дня
Все стрелы света и стреляй в меня!
Пусть все грехи пронзят они в груди,
От моего всего
— освободи
Меня, и будет благом сей грабеж,
Коль так меня ограбишь и убьешь…
О смелая, освободи меня —
Всей силой света
и огня,
Своей природой голубя, орла,
Всем, в чем жила и умерла,
Познанья пламенем, что ты пила,
Любови жаждой, что в тебе росла,
Тем, что пила, припав к рассветным
чашам,
И дня последнего глотком жарчайшим;
Последним поцелуем, что вместил
Весь мир — и к Богу дух твой
возвратил;
Тем небом, где живешь ты с ним
(Вся из огня, как Серафим);
Всем, что в тебе
есть от Него —
Избавь меня от моего,
Чтоб жизнь твою
я дочитал
И жить своею
перестал!..
|