Из книги «Ангел Соответствий» 1968-1973 ИСТОРИЯ Затихли затменья, знамения, конницы — Слепые наплывы тяжелой болезни. И люди старались очнуться, опомниться, Проснулись, узнали друг друга у бездны. Им снились дороги России, Ассирии, Сраженья у Тигра, Днепра и Арагвы. Но дети ползли мимо сада красивого, Тянулись века — от малины к оврагу. Проснулись — не знали: им близко ли, чуждо ли, Глядели вокруг, пробуждению рады. Проснулись — не знали, страна ли, лачуга ли: Во сне у оврага им годы почудились, История шла — от малины к оврагу. 1969 ОЧИЩЕНИЕ Все мирозданье рвется выздороветь, И в первобытной темноте Гроза вычерчивает изгородь, Дрожит скворечник на шесте… Деревья вновь живыми сделаны За час древнейшего труда. На дне канавы, в новой зелени — Последние пластинки льда. Содом, грозой сметенный начисто, Жук выползает, словно Лот: Там, за листом клубничным, прячутся Развалины — лечебный лед. 1970 ЧЕРНОВИК …Как в клетке лев взвывает о саванне, Так слово в строчке поднимает вой По силе стихотворства Твоего — Ты сотворил Вселенную словами, И, уничтожив первый черновик Неудовлетворения волною, Ты сохранил оттуда, вместе с Ноем, По паре прочих выдумок живых… Заметив смерчи в форме непарадной, Ты можешь просто авторской рукой Тетрадь пространства пролистать обратно, И зачеркнуть, и вставить над строкой… 1970 УЧЕНИКИ Нас опускают, словно ложку в мед, В сей бренный мир. Что на душу успело Налипнуть, то и образует плоть — И к старости стекает постепенно. А раньше одного ведут учиться: Должно же было этак повезти — Родиться чистым! А другой, нечистый, По прутьям клетки изучает числа, Медовой нитью хобот опустив. Вот так и слон на свете получился. 1971 МЕТЕОРЫ Во сне встаю — и отхожу Иудой От этой жизни — трапезы с Тобой. Тесню кусты, как фарисей слепой, И свет в дому и взгляд идут на убыль, Восходят на ночные небеса, Благословляют сквозь пресветлый ропот, В благоговении живущий сад И останавливает, и торопит, И зрю я звезд размеренный распад… 1971 ОКНО Безнадежнейший дождь. Это даже, пожалуй, не дождь — Только память о прежних дождях, Многих, виденных мною отсюда. Вынимаешь без лишнего шума — И, стерши пылинки, кладешь Предо мной этот старый рисунок — И ходишь, художник-рассудок, Ничего не придумав иного — Только листик в ведре, Прискакавший откуда-то лучик, Что ищет ушедших, Этот дождь безнадежный, Движение лип на дворе — И рыданья внизу, Что затишьем коснутся ушей их. 1971 АРМЕНИЯ В винограднике влажном изрядно вспотели — И уже разошлись. Лишь один не ушел: «Остаемся ли гнить с нашим немощным телом? Улетаем ли вдаль с нашей вечной душой?» А мудрец, выжимая толстейшие гроздья, Попросил: «Языком пару ягод сдави! Ты пытался узнать, как устроены звезды? Раскуси, как устроены зубы твои!» 1971 ДОЖДЬ Едва земля от слез просохла, На Пасху вспомнив про покойников, В домах и в небе моют стекла, И грязь стекает с подоконников. И небо смазано раствором Неспешных туч — озер несбывшихся. Оно промоется не скоро, Но после слез легко задышится. 1971 ДЕРЕВО Открытый мозг — зеленый вместо серого, Тайник монет, сиянье нефти — Само себе противоречит дерево, Друг дружку избивают ветви. В больной, не убегающей воде его — Весь ужас наш, живой и кожный. Нет ничего торжественнее дерева, Наряднее его, тревожней. 1971 ПРИГОРОК Подрезанное дерево — диковинный светильник, Березы — только вышиты, судьба — совсем с иголки. Лесные звезды спрятаны в суставах клена тыльных, И светятся раскрытые ворота на пригорке. Несложный выкрик скрытых птиц по рощицам рассован, В глотанье глины — голоса разломанной недели, Из глуби запаха болот — из кислого, косого — Зовут белёсо. Не поймешь — ликуют ли, в беде ли. И ветер выросший поет, взобравшийся на клирос, В воде сияют под травой невиданные лики. Расстелем плащ, разломим хлеб, посетуем на сырость: Идти придется до утра — темно стучать в калитки. 1972 ОТВЕРЖЕННЫЙ Меня поймать решили, А я уже не здесь. Я вижу руки Шивы, В них — стрелы, меч и месть. Я помню, как он вырос Из запаха цветка… Мой прах огонь не выдаст, А пепел съест река. 1972 ПУШКИНО Кожа груш — песочная на зуб, О своем задумался лоточник, И Всевышний прячет стрекозу И не прячет — прямо на листочке. Шестилетний мальчик, в этот миг — От незрелой будущности влажной Небольшой кусочек отломи И прожуй. Тебе еще не страшно. Лишь лоток закроют на учет, Лист махнет — и стрекозу отпустит, — И пройдет разросшийся зрачок В переспелый желтый сок предчувствий. 1972 * * * Казалось бы — всегда с Луною не в ладу, А лучше — с яблоком садовым. Но косточки горчат, и движется наш дух Меж влажным и медовым. Но капли входят в пар, и льется молоко Среди созвездий убеленных. И птицы устают от белых облаков — И прячутся в зеленых. 1972 СОЛНЦЕ Священное зернышко ржи, Для звезд оно тоненько светится И яблоком диким лежит Под лапой Небесной Медведицы. Из разных углов и времен, Ступая по спаянным лезвиям, Сверкает старинный Амон, Разбросан по разным созвездиям. И тот, кто просторы вскормил С немыми, святыми, тиранами, Сокровище — весь этот мир — Играет горящими гранями. 1972 ЕВРОПА И смиренье, и тягостный стон, словно кто-то Обманул: обещал — и не дал. И столетья постятся в пустынях Востока, И пасутся худые стада. В истощенье застыли Креститель и плотник, Райским благом желтеет вода, И волхвы голодают, и ангел бесплотный Поглощает бесхлебную даль. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . …Дичью пахнет и старым вином с гобелена — И под ангелом лес и руда, И голландские села лежат разговленьем, И готические города. Он метнулся к игле над скелетом собора, И в игольные уши прошел, И со всеми святыми, крылат и оборван, Помолился за племя обжор. 1972 * * * Как самоцелью и судьбой сонат, Как в сон глубокий, Сквозные зданья снежные звенят На солнцепеке. Преображенный переходит в боль — И виден лучше, Когда так сладко редок лист любой В осенней гуще. И в небольшие эти города Уйду на треть я, Неразличимый от кусочков льда, От междометья… 1972 * * * Всему светящему бывает От воплощенья тяжело, Тогда на слово уповает Обледеневшее стекло: Кто оглянулся, сном уколот, И как по пальцам перечтет — Сверканье, подлетевший холод И в солнце листьев переход?.. 1972 ПОСОХ 1 …Кому угрызенья зима задает, Рождая ледовый фундамент, Садами застывшими давит и бьет, Подземными реками давит? Буран расцветает, он ясень несет Поставить над всеми другими. Какое названье нисходит с высот Забывшему прежнее имя? Посеяв мечты о далекой стране, Кто в странствиях дивных остался, Чей посох усталый расцвел в тишине В дали Киликийского Тарса?.. 2 …Так душа зимой внезапной, Облизав кору шершаво, Охватив ветвями запад, Поворот луча решала. Посох — трубка мертвой крови, К жизни зимнее введенье — От Ствола всего живого Принимает дар цветенья. И рубахой духа, лавой Ветер в мысли сохранится — На извилистых заглавьях Богом созданной страницы. 1972 EXODUS Над умами, полными товара, Над душой, площадной со стыда, Городов холмистая тиара, Непобитый козырь — Амстердам. И один среди двухсот владельцев Дыр в холмах и лучших в море мест Жаждет в небо бурое вглядеться — И узреть из туч проросший перст. 1972 ВСЕОБЩЕЕ Безмолвно чистит перья пеликан, Над ним звезда разверзлась крестной раной, И в пустоте тихоня-океан Ласкает обездоленные страны. Волна уходит в ясный плач — с людьми Страдать ребенком, девушкой, старухой… Прости меня, о Небо! Протяни Сверканьем снов унизанную руку. 1973 МАДОННА КОНЕСТАБИЛЕ Мой мимолетный разум, не печалься, Давай водой озерною вздохнем — Благоуханный примет в нас участье, И станет легче с мыслями о нем. Он пахнет мглой, не связанный делами, Из книги жизни знает пару строк, И над большими белыми полями Летает, огибая корешок, И карточкой с визитным крапом оспы, Чернильных птичек одевая в плоть, Навстречу всем, кто не родился вовсе, Скользит за просветленный переплет. 1973 ФАУСТ Тревога хвойных слухов — Мой мир передвижной — Толпа незваных звуков Над замкнутой волной. Реестром звезд несметных Сазан, мой брат хмельной, Сверкает в бездне смертной Чешуйчатой спиной. 1973 МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ Ночь содрогнулась приближеньем боли, Плоды пространства страхом налиты, Звезд оскуденье слышимо сквозь голый И зримый голос пустоты. Толпой созвездий густо замирая У входа в суженный зрачок, Отягощенный свет взывает: «Равви! Я в этой тьме — один, как светлячок». 1973 УЗНАВАНИЕ Кого ты встретил, Кого ты видел возле грушевой горы, Кто с нами третий, Кто двери лета затворенные открыл, Кому все эти Дубы и клены многоярусной игры, Кто чище смерти Оделся в тогу аистиных сладких крыл?.. 1973 ЦАРСТВЕННОЕ К небосводу багрового гнева Обратился приземистый лик: За окном собирались деревья, Я поклоном приветствовал их. — Что нам делать, стропила вселенной, Колоколенок птичьих столбы, Коль в подлунном наследном именье Мы — клейменные страхом рабы? — Препояшемся бранной листвою И на пилы пойдем напролом, Если Темный воссядет главою За медовым гудящим столом. Нам известны хоромы и клети, Мы в любое глядели окно. Лишь молчавшим в теченье столетий На Суде будет слово дано. 1973 ПУТЬ К СОЛОВЬЮ Прикинется тихим — но слышен задолго, Тропа предваряет, готовит луна, И следуют ели, и песней-иголкой Касаются сумерек влажного дна. И шаткий рассудок, отомкнутый бедам, И проза с незрячим ее колесом Покажутся только немыслимым бегом, Мгновенной погоней, забыв обо всем, — За ящиком судеб лесного солиста, Где версты зашиты, персты смещены, Где замертво свернутый в шишке слоистой Безоблачный возраст смолистой сосны. 1973 ТРИАДА Я слово во тьме, словно птичку, ловлю — Что может быть лучше пути к соловью? Оставь голоса — недалек твой закат. Ты знал, как отдельные звуки звучат. Он все обращает пред музыкой в прах — И с ней пребывает в обоих мирах. 1973 ПРАВЕДНИК Записывай: истрепанные травы В посте и созерцанье пожелтели, И дуб, темноволосый, многоглавый, Качается в молитве листвотелой… Прости, но я неправильно диктую — Шумели мысли, медленно стихая: Я вписан в книгу, гневом налитую, Я сам, молясь, смолою истекаю… 1973 ГЛУХОЙ — Для чего ты звенишь, шелестишь, Дал истоки звучаниям разным, Разве ты соловей или чиж, Что тревожишь нас голосом праздным? — Что мне делать? При жизни со мной Говорили лишь стоном и ревом, И пред самой кончиной, весной, Только клен перекинулся словом. 1973 МОРОЗ Названье позабыл. Мне кажется, оно И раньше редко так произносилось, А нынче вовсе ветром сметено, В минуту вьюги в память не просилось — Осталось корку бросить за окно… …Простите, не мертво оно. Скорей, Застыло где-то. Зимами другими Дышать ему пришлось… Я вспомнил: это — имя. Оно черствело льдинкой средь скорбей И было больше пламени любимо. 1973 ЖИВУЩИЙ В КЛЕНЕ Почуявший скачки словесной лани, Не медли, напрягая мысли лук, Не оглянись, благословенья длани С охотой возложив на легкий плуг. — Он понимал, что говорят вокруг. Склонившись над душой, расцветшей втайне, Над чашей ароматов и заслуг, Не зная речи, в сумерках желаний Вкусивший от тепла воздетых рук, — Он понимал, что говорят вокруг. Скользят не по дороге лета сани, Зимою колесницы слышен стук. Над ним и в нем, концом его исканий, Ствол вечности с дуплом избытых мук. — Он понимал, что говорят вокруг. 1973 ЛАБИРИНТ И звук свирели с нивы непочатой, Исполнен лепета птенцов, Слетел с высот — и веки запечатал, И усмехается в лицо. Но иллирийцы напрягают луки, Опутан нитью остров Крит, И не пойму: то крылья или руки, И не хочу глаза открыть. 1973 РОБЕРТУ СТИВЕНСОНУ Стучат настойчиво. Дверь отвечает Таким же стучащим: «Кто?» — И в чашке качается, вместо чая, Из книги сухой цветок. Мой дом встревожен. С обложкой белой Возилась ключница час. Все только спали. Все живы, целы, Зевают окна, лучась. Узнай себя в этом старом рае, В негромком особняке, С погасшим садом душой играя И с веточкой лет в руке. 1973 * * * Спицы лета вертятся быстрей, Но и в них целую гром и шорох — Мудрый город, круглый год кудрей, Черною росою орошенных. Окунаешь в пену и смолу Локон золотеющий, летящий, Наполняешь полднем легкий луг, Желтым соком — жаждущие чащи. Раствори мне губы в этот час, И ворота неба, и бутоны: В голубые гимны облачась, Седину светил губами трону! 1973 Н. З. Ты ли, под ливнем презренья намокший, Прячущий птицу о нас под плащом, С неба ниспавший и скоро умолкший, — Ты ль, как реченье, устам возвращен? Ты ль изъяснишь нам природу заката, Ты ль, онемев, повествуешь о днях — В них полевые крылатые сваты Песней сестре огласили дубняк? Жертвенной башней стояла разруха, Землю заклали, и падала соль — Соединялись опавшие руки Смерти и радости в мысли лесной. 1973 ИРЛАНДИЯ Ты — болот и трясин колонист — Пренебрег водопадом гортанным: Рукавом от чудес заслонись, Ослепленный ирландским преданьем — Как оделись в печаль догола И тела их оленьи, и лица, Как из лука выходит стрела, Будто слово из уст прозорливца, Как зеленый пронзен средь полей, Как в огонь увлекает багровый, Как настигнутый синий олень Закрывает надмирную кровлю, О зверье застывающих чащ Возвещая серебряным горном, Расстилая светящийся плащ В дольнем мире — и в Имени горнем. 1973