Смешение чистого с нечистым

Какой же момент выбрал сатана, чтобы войти в Искариота, который, как мы видели, уже заранее был выбран им в качестве нечестивца, склонного к предательству? Наиболее широко открыты для воздействия темных сил те ситуации, когда нечистое вторгается в сферу чистого, оскверненное – в область сакрального...

Одним из самых святых обрядов, предписанных Торой, было вкушение Пасхального агнца, совершаемое в память исхода израильтян из египетского рабства (Исх. 12, ст. 14–17, 42). Именно Пасхальную трапезу вкушал Иисус с Двенадцатью учениками, когда протянул Иуде кусочек хлеба (опреснока) – Матф. 26, 18–23; Иоан. 13, 21–27. Не очистившие себя перед праздником не допускались ко вкушению этой величайшей святыни. Для не очистившихся даже был назначен другой день вкушения Агнца – через месяц после общего празднования (Числ. 9, 9–11).

И вот именно во время Тайной вечери («тайной» она названа, поскольку община Иисуса совершала пасхальный обряд втайне от окружающих, по ессейскому, а не по фарисейскому, календарю, – на день раньше, чем большинство находившихся в Иерусалиме – ср. Матф. 26, 18–20 с Иоан. 19, ст. 14, 31) – Искариот, по замыслу Учителя, должен был прийти в такое состояние, чтобы в него мог войти сатана. Для этого он внутренне «сыграл роль» отступника и предателя – очевидно, соответственно настроив мысли и чувства.

Сколь же огромную выдержку и какие особые умения должен был проявить в этот момент ученик! Какой самоотверженностью сопровождалось «принятие в себя» сатаны, сопряженное с непредставимыми для нас страданиями! Как подготовился к такой жертве Искариот – и как ему удалось безропотно и преданно эту жертву принести?

О том, что ученик к этому времени уже всецело вошел в роль предателя, свидетельствовал сам Иисус такими словами:

21 ...Вот, рука предающего меня со мною за столом… (Лук. 22, 21)

Не значит ли это, что Искариот уже целиком и полностью сосредоточился на мыслях о предательстве? Не описано ли в этих словах Иисуса именно внутреннее состояние Искариота? Как же сумел ученик в совершенстве сыграть роль «предающего» – скрыть внутреннюю верность и чистоту за завесой темного замысла, злых намерений?

Как раз такое сочетание несовместимого – святости и злодейства, верности и отступничества, сакрального таинства и оскверненности сердца – и позволило князю тьмы войти в Искариота...

Вчитаемся снова, как это произошло. На вопрос припавшего к его груди любимого ученика Иоанна о том, кто же предатель, –

26 Иисус отвечал: тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту.

27 И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. (Иоан. 13, 26–27)

Обмакивание хлеба (пасхального опреснока) в блюдо с растертыми в воде горькими травами («марор») составляло центральный обряд сакрального вкушения. Опреснок («хлеб бедности», которым питались в египетском рабстве) обмакивался в «марор», символизировавший горькую жизнь порабощенных, – это была кульминация воспоминаний о тех страданиях, от которых Господь избавил народ. Этот обряд обмакивания должен был сопровождаться особо благоговейным настроем, вознесением Богу благодарности за Исход из Египта... Вот в этот самый момент Искариот, по всей видимости, и сумел сознательно наполнить свое сердце совершенно противоположными мыслями и чувствами, давая тем самым возможность сатане осуществить свой замысел.

Но как же тогда понимать сказанное у Иоанна:

2 И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать его… (Иоан. 13, 2)?

Ведь из этих слов следует, что замысел предательства не только предшествовал «вхождению» сатаны в Иуду Искариота (что произошло чуть позже – там же, ст. 26–27), но и был «вложен в его сердце» диаволом! Да и о своем предательстве Иисуса ученик договорился с религиозными властями заранее, о чем свидетельствуют синоптики (Матф. 26, 14–16; Марк. 14, 10–11; Лук. 22, 3–6). При этом Лука сообщает:

3 Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати,

4 и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как его [Иисуса] предать им. (Лук. 22, 3–4)

Это случилось ранее Тайной вечери (согласно церковному преданию – на той же неделе). Следовательно, злой дух еще до «куска хлеба», поданного Иисусом, уже «пробно» вселялся в Искариота! Очевидно, что об этом же идет речь и у Иоанна:

2 И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце… Искариоту… (Иоан. 13, 2)

В сердце – «уже вложил», но сам-то «внутри» ученика не остался! Иначе не нужно было бы вновь «входить» ему после поданного учителем опреснока…

Итак, затруднение остается: ведь ясно сказано, что мысль о предательстве «вложил в сердце Иуде» дьявол!

Как же можно это соотнести с поручением Иисуса «удерживать» в себе злого духа, не поддаваясь его внушениям?!.. Однако спросим: разве же текст Евангелия подтверждает согласие ученика с той «версией» предательства, которую предложил ему дьявол? Мы уже говорили о том, что злой дух менее всего хотел жертвенной смерти Мессии! И не заключено ли прямое подтверждение этому в эпизоде «искушения» Иисуса апостолом Петром? –

21 С того времени Иисус начал открывать ученикам своим, что ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.

22 И, отозвав его, Петр начал прекословить ему: будь милостив к себе, Господи! да не будет этого с тобою!

23 Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от меня, сатана! ты мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. (Матф. 16, 21–23)

В этом эпизоде Иисус, почувствовав влияние сатаны на мысли и слова апостола, обратился прямо к злому духу, отгоняя его.

Из приведенного ясно, что сатана желал именно воспрепятствовать казни Мессии в Иерусалиме, а не способствовать ей…

Но, коль скоро это так, – какой же «вариант» замысла о предательстве «вложил в сердце Иуды» враг людей? И как ученик противостал ему?

Мы помним, что, покинув дом Тайной вечери (Иоан. 13, 30), Искариот сразу направился за «отрядом воинов и служителей от первосвященника» и привел этот отряд в Гефсиманский сад, где Иисус с апостолами проводил остаток ночи (Иоан, 18, 1–3; Матф. 26, ст. 36, 45–50).

Зачем же Иуда привел воинов? Неужели только для того, чтобы указать место, где находился Иисус, и «выдать» его? Но ведь за Учителем, несомненно, давно уже была установлена постоянная слежка властей, и поэтому очередной этап «предательства» со стороны Иуды представляется излишним.

Постараемся детально ответить на этот вопрос.