Попробуем мысленно перенестись в то далекое прошлое, когда
еще жили на свете шумеры, когда царствовали египетские фарао-
ны, когда еще существовали государство Эбла в Сирии и Верхней
Месопотамии и другие страны, жители которых говорили на язы-
ках, близких к библейскому ивриту.

Мы окинем взглядом этот величественный, непривычный и стран-
ный для нас мир — и увидим небольшую группу удрученных го-
рем и страданием людей, сидящих на земле и посыпающих голо-
вы пеплом, а в центре их круга — некоего человека, который нам
покажется, говоря современным языком, похожим на узника на-
цистского концлагеря. Его кожа прилипла к костям, он не может
проглотить кусок пищи, дети его погибли, и вся жизнь его рухну-
ла — мы помним, как его зовут, кем он был и кем стал.

И среди говорящих с ним заметим почтенного шейха, князя по
имени Елифаз, который с высоты своего величия, своей безгреш-
ности, праведности обличает этого человека и объясняет ему —
очень авторитетно и точно, — в чем тот виноват и за что на него
обрушились столь страшные беды.

В лице Елифаза мы встречаемся с человеком библейских вре-
мен, который открывает нам заветные убеждения своей души,
объясняет, во что он верит, каково его мировоззрение.

Дело в том, что большинство библейских героев — особенно
ранних, эпохи патриархов, — выступают перед нами как люди
скорее эмоциональные, нежели интеллектуальные. Нам бы очень
хотелось представить себе, как мыслят о вселенной, скажем, пра-
отец Авраам или его внуки — Иаков и Исав, но мы не находим
в Писании развернутой системы мировидения, которая была бы
им свойственна. Что не мешало им, впрочем, очень глубоко вы-
                            

    – 64 –    
                                                                                                               


сказываться о ряде событий и явлений мира, как материальных,
так и духовных.

Но вот перед нами Елифаз — счастливый случай заглянуть как
бы внутрь мыслящей души человека ранних библейских времен.
И заглянув туда, мы вдруг обнаруживаем, что мышление его
отнюдь не фрагментарно, не мозаично, не является повторением
каких-то затверженных общих мест и изречений древней мудро-
сти, которые у всех на устах и «навязли в зубах», но что ему
свойственно поразительно цельное мировидение, что это человек,
который на всё может ответить по-своему, всё объяснить и обо
всём рассказать.

Мы имели уже возможность окинуть взглядом картину мира,
которая сложилась в душе и сердце Елифаза, и теперь должны
дополнить сказанное о ней. Сразу заметим, что Елифаз, как и его
друзья-мудрецы, пришедшие к Иову, не понимает, что духовная
реальность в своем многообразии не может быть точно отражена
и даже целиком охвачена рациональным мышлением. Он считает,
что может объяснить всё, что причины и следствия всего происхо-
дящего в мире ему ясны. А ведь это в принципе невозможно —
точно так же, как нельзя трехмерный предмет адекватно воспро-
извести на плоскости. Нельзя создать законченную систему бытия
с помощью ограниченного человеческого разума. И здесь — одна
из центральных составляющих спора Елифаза с Иовом: Иов как
раз утверждает, что этого нельзя сделать, а Елифаз не только
уверен, что можно всё объять обычным человеческим сознанием,
объяснить рационально, но и «показывает на деле», как это до-
стигается.
    

Что же получается: виднейший мудрец своего времени, пред-
шественник не только древнегреческих, но и многих древневос-
точных философов Елифаз создает некую тщетную, суетную фило-
софскую систему? Быть того не может! Степень истинности систе-
мы поверяется тем, с чем ее сравнивают. Когда мы сопоставляем
учение Елифаза с системами древних материалистов, «доэпику-
рейских эпикурейцев» и агностиков, то оно оказывается более ис-
тинным, чем любая из них; когда же мы сравниваем его с систе-
мой мировидения Иова, оно оказывается полуправдой.

Где же говорится о тех самых древних агностиках или «доэпи-
курейских эпикурейцах», с которыми мы сравнили систему Ели-
фаза? А в его собственных речах. Вот Елифаз обращается к Иову
с очередным упреком:

                            

    – 65 –    
                                                                                                               

Не превыше ли небес Бог? посмотри вверх на звезды, как они высоко!
     И ты говоришь: что знает Бог? может ли Он судить сквозь мрак?
     Облака — завеса Его, так что Он не видит, а ходит только по небесному кругу.
     Неужели ты держишься пути древних, по которому шли люди беззаконные… (Иов. 22, 12–15)

Елифаз, как видим, приписывает Иову какую-то систему мыш-
ления, которую тот отнюдь не разделяет: мы не находим, чтобы
Иов утверждал нечто подобное. Но Елифазу, с его чисто логичес-
ким, педантичным, мышлением важно вместить речи Иова в ка-
кую-то схему, «посадить» их пусть в золоченую, но «клетку»,
«поставить на полочку»; ему нужно определить, что Иов относит-
ся якобы к таким-то мыслителям — конкретнее, к материалистам
или деистам, отрицающим Божественное вмешательство в нынеш-
нюю жизнь и, в лучшем случае, допускающим Его участие в пер-
воначальном Творении, после которого Бог больше не властвует
над течением событий.

Ложно приписывает Елифаз подобные воззрения Иову. Но на
самом деле такая точка зрения уже существовала, раз о ней ска-
зано в столь древней библейской книге. «…Что знает Бог? может
ли Он судить сквозь мрак?» — т. е. между Создателем и создан-
ным Им миром якобы существует некий «мрак». Похожие поло-
жения содержит, скажем, шумеро-вавилонская мировоззренческая
система: здесь верховные боги обитают над «наивысшим небом»,
они отделены от земного мира, или мира материального, многими
небесами, расположенными ступенчато; и, мало того, между «наи-
высшим небом» и обителями богов существует толща «мрака»,
сквозь который верховные боги часто не замечают того, что про-
исходит на земле. И далее: «Облака — завеса Его…» — т. е. между
Богом и миром существует завеса не только «со стороны мира»,
так что мы не воспринимаем Его, Незримого, но и со стороны Бо-
га — Он не вникает в наши дела; мало того, «…Он не видит, а хо-
дит только по небесному кругу», т. е. Сам подчинен некоему цик-
личному закону.

Если более точно перевести последние слова с древнееврейско-
го, получится иной смысл: «…и круг небес расхаживает». Не «Он
ходит по кругу», как в Синодальном переводе, а «круг небес»
движется сам. То есть «закрутив» созданные миры, заставив вра-
щаться небеса, Бог «устранился», поручив всё сотворенное его
                            

    – 66 –    
                                                                                                               


собственной участи, обрекая его постоянно воспроизводить перво-
начально заданное движение. Изложив такую деистскую точку
зрения, которую сам не разделяет, а приписывает Иову, Елифаз
добавляет:
    

Неужели ты держишься пути древних, по которому шли люди беззаконные,
     Которые преждевременно были истреблены, когда вода разлилась под основание их? (Иов. 22, 15–16)

Вероятнее всего, здесь говорится о всемирном потопе, потому
что беззаконное древнейшее человечество истреблено было именно
потопом; но, возможно, тут отражены воспоминания о какой-то
другой страшной древней катастрофе, например той, при которой,
как говорит предание, разошлись материки  («…во дни его земля
разделена…» — Быт. 10, 25). Во всяком случае, под «основание
их» (древних людей), т. е. под ту твердыню, на которой они
строили свою жизнь и воздвигали свое мировоззрение, «разлилась
вода» — и всё смыла. Древние люди, оказывается, согласно следо-
вали некой «доктрине беззакония». В древнееврейском тексте
здесь употреблено выражение ארח עולם ‹о́рах ола́м›: ארח ‹о́рах› —
это «путь», а слово  עולם‹ола́м› имеет значения «вечный» и «все-
ленная». Иначе можно перевести так: «путь мира», или «путь
вселенной». Так, следовательно, называлась соответствующая сис-
тема взглядов древнейших философов — атеистов или «деистов»,
которые утверждали, что вселенная идет своим, некогда указан-
ным ей путем и с него не сходит — изменить ничего нельзя, чудес
нет, никакого сверхъестественного вмешательства быть не может.
И Елифаз упрекает Иова в том, что он якобы склоняется к этому
древнему учению.

Как же, с точки зрения эмоционального восприятия, относи-
лись древние мыслители-«праэпикурейцы» к Богу? Если интел-
лектуально они отрицали Его вмешательство в бытие мира, то
относились ли они к Нему с каким-либо сердечным чувством,
были ли их души хоть в какой-то степени повернуты, обращены
к Нему? —
     

Они говорили Богу: отойди от нас! и что сделает им Вседержитель? (Иов. 22, 17)

Выходит, они, несмотря на то, что умом склонялись к мнению
о невмешательстве Бога в события мира и их собственной жизни,
душой всё же чувствовали, что это совсем не так. Они ощущали,
                            

    – 67 –    
                                                                                                               


что Он присутствует повсюду, наполняет всё — и противились Ему.
«Они говорили Богу: отойди от нас†» Если человек убежден, что
Бог не вмешивается в его дела и не присутствует в этом мире, за-
чем же обращаться ко Всевышнему с такими резкими и дерзкими
словами? «Отойди!» — но ведь Его якобы и так здесь нет! Но чело-
век — существо не единое, а, как утверждает гностический апо-
криф «Евангелие от Филиппа», «разорванное в своей основе». Ду-
ша мыслит одним образом, сердце — другим, ум — третьим; и, от-
рицая вмешательство Всевышнего в дела своей жизни, человек
тем не менее чувствует Его присутствие. И какой-то частью своей
души — ощущающей на себе взгляд Бога, но противящейся —
нечестивец говорит Богу: «Отойди от меня!»…

Итак, древние философы-деисты восклицали: «Отойди от нас! и
что сделает им Вседержитель?» Здесь мы встречаем библейский
оборот речи, в котором обращение во втором лице («отойди») тот-
час сменяется указанием на третье лицо («что [Он] сделает»). Тут
подразумевается связка: «…И как бы говорили: мол, что сделает
им Вседержитель?» Из этих слов следует, что сторонники описан-
ного учения были уверены в «бессилии» Бога вмешаться в их
жизнь.
        

А Он наполнял дома их добром. Но совет нечестивых будь далек от меня!
     Видели праведники — и радовались, и непорочный смеялся им:
     Враг наш истреблен, а оставшееся после них пожрал огонь. (Иов. 22, 18–20)

Тут уже в проповеди Елифаза речь идет о других древних ката-
строфах — может быть, о сокрушении Содома и Гоморры или
иных виновных пред Богом городов, потому что если прежде ска-
зано об уничтожении нечестиво мысливших водой, то теперь уже —
огнем. И снова, согласно Елифазу, Дух Божий, гармонично уст-
рояющий мир, как только встречается с попытками человека по-
куситься на установленный свыше миропорядок, Сам становится
разрушительным по отношению к такому человеку, повергая его,
согрешившего, во прах.

По сравнению с воззрениями описанных здесь мыслителей-не-
честивцев, устранявших Бога из собственной жизни (а мы пони-
маем, что вместе с тем они отрицали и всякий нравственный
закон: ведь ему основа и гарантия — Бог), учение Елифаза пре-
красно. Он утверждает, что Бог — Творец всего сущего, что Он —
Промыслитель, что Его провидение руководит всеми существами,
                            

    – 68 –    
                                                                                                               


что благодаря своей нравственной, полной веры жизни человек
получает награду — и всё это есть истина. Если положить на одну
чашу весов мировоззрение древних беззаконников, а на другую —
философскую систему Елифаза, то, конечно, она сразу перевесит.
Но если на одну чашу тех же весов положить мировоззрение Ио-
ва, а на другой — оставить систему Елифаза, то вторая окажется
легче легкого. Потому что по сравнению с новым, высшим, путем
Иова — путем преданности Богу несмотря на страдания, несмотря
на «несправедливость» и вопреки всем видимым знакам Божьего
неблаговоления, — учение Елифаза, ищущего, можно сказать,
корысть от своей праведности, не выдерживает испытания на
прочность.
    

Казалось бы, всё понимает Елифаз, у него всё законченно, всё
согласованно… Но Иов, который, очевидно, не первый раз беседу-
ет с Елифазом и знает его точку зрения, отвечает на утверждения
своего друга совершенно неожиданным образом. Иов полностью
открыт воле Божьей, у него нет законченной системы мировоззре-
ния, нет и желания вместить непознанное в заведомо известное —
желания, столь присущего Елифазу, и поэтому Иов настаивает на
непостижимости не только Бога, но и Его путей, Его творения
и Его промысла. Что же отвечает Иов на слова Елифаза? —

Выслушайте же рассуждения мои и вникните в возражение уст моих.
     Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него говорить ложь? (Иов. 13, 6–7)

— т. е. разве дано вам право укладывать непонятое, непознанное
вами в прокрустово ложе собственных построений и пытаться все-
сторонне объяснить то, что исследовать человеческими силами не-
возможно?
     

Хорошо ли будет, когда Он испытает вас? Обманете ли Его, как обманывают человека?
     Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите. (Иов. 13, 9–10)

Высказав эту угрозу, Иов далее произносит слова, которые
призваны встревожить Елифаза:

Неужели величие Его не устрашает вас, и страх Его не нападает на вас? (Иов. 13, 11)

                            

    – 69 –    
                                                                                                               

Убоявшись всеведения и всемогущества Творца, Елифаз должен
был бы как в душе, так и в своей теории оставить место для непо-
знанного и непонятного, а не стараться объяснить всё. Но сама
попытка всё объяснить, всё доказать и изложить другим подводит
Елифаза к следующему шагу. Он, якобы осмыслив всё в мирозда-
нии, принимает также и муки Иова за нечто заурядное и объяс-
няет их, со своей точки зрения, очень просто: нечестивостью са-
мого Иова. И такой вывод с необходимостью следует из самой
концепции воздаяния, которую формулирует Елифаз и которая не
терпит никаких возражений и поправок. Напомним его слова:

Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его… (Иов. 4, 8)

Мы уже говорили, что воздаяние Елифаз уподобляет результа-
там труда земледельца: что человек посеет, то и пожнет. Если он
«орал», т. е. вспахивал, нечестие и сеял грех, то он и пожинает
соответствующие плоды. А следовательно, верно, по его мнению,
и обратное: если человека постигли тяжкие мучения, то они суть
плоды его злых дел.

И Елифаз готов полностью принять этот безусловно нравствен-
ный мир, сулящий столь прямолинейное воздаяние со стороны
Творца. Но зададим такой вопрос: а что получится, если убрать
воздаяние из системы Елифаза? Восхвалит ли он Бога? Согласится
ли вообще с существованием мироздания, если из него изъять ту
самую абсолютную и быстро проявляющуюся справедливость, в су-
ществовании которой он уверен и на которой так настаивает?

Иов же, в отличие от Елифаза, как мы сказали, готов принять
мир и без справедливости. Он может согласиться с величием Бога,
Который справедливости не проявляет или ее скрывает. И он
готов развивать свою теодицею (оправдание Бога) и зоедицею
(оправдание жизни) несмотря на то, что рухнули основы его преж-
него мировоззрения. Мы видим, что Иов не просит о смягчении
своих страданий, не молит избавить его, проявить к нему милосер-
дие свыше в ответ на любовь, которой он пылает к Богу. Потому
он и спрашивает своих друзей:

Говорил ли я: дайте мне, или от достатка вашего заплатите за меня… (Иов. 6, 22)

— т. е. обращался ли я к вам с просьбой чем-то мне помочь? —

                            

    – 70 –    
                                                                                                               

…И избавьте меня от руки врага, и от руки мучителей выкупите меня? (Иов. 6, 23)

Иов и об этом никого не просит. А кто враги его? Враги его —
смерть, унесшая детей; страшные страдания, болезни, скорби, ко-
торыми он объят; насмешки и издевательства всех окружающих,
которые считают его неисправимым грешником… А он ведь не
просит никого — подчеркнем, даже Самого Бога! — избавить его от
руки мучителей и врагов; но вот о чем он действительно просит:

Научите меня — и я замолчу; укажите, в чем я погрешил. (Иов. 6, 24)

Он просит только об одном: восстановить правду, показать ему,
в чем он виноват, и объяснить ему, как может Бог всесовершен-
ный, всемогущий, сотворивший столь прекрасный и гармоничный
мир, быть лишенным того атрибута, о котором Иов вопрошает, —
атрибута справедливости. Как может воздать Он совершенному пра-
веднику адскими муками?

Елифаз, построив в своем «премудром» самомнении столь закон-
ченную систему осмысления бытия, принадлежит, как уже гово-
рилось, к тем, кто служит Богу из корысти. В чем же явная
корысть, извлекаемая из служения, согласно Елифазу? —

…Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют.
     В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло.
     Во время голода избавит тебя от смерти, и на войне — от руки меча. (Иов. 5, 18–20)

Да, говорит Елифаз, следует служить Создателю, хотя Он и на-
казывает, хотя Он — грозный взыскующий Судия; но ведь зато Он
же и перевязывает раны, Он же и исцеляет. И стоит претерпеть
Его наказание, чтобы исправиться, — но не ради любви к Богу,
а именно потому, что после этого ты будешь одарен всевозможны-
ми благами: Он и от голода избавит, и на войне спасет от меча,
и тебя вообще не коснется никакое зло.

И увидишь, что семя твое многочисленно и отрасли твои, как трава на земле. (Иов. 5, 25)

Значит, и в потомстве своем будет благословен тот, кто перенес
ниспосланное наказание, смирился и исправил свои пути…

                            

    – 71 –    
                                                                                                               

Но Иов в возможность «получить компенсацию» не верит: как
может Бог возвратить ему детей, которые умерли, когда на них
обрушился дом? Как может вернуться к нему прежнее почитание
со стороны народа, когда он, бывший много лет правителем, обес-
славлен и осмеян всеми — даже маленькие мальчики бросают в не-
го камни, проходя мимо? Всё это невозможно, прошлое невозвра-
тимо, поэтому Бог, «причинив рану», согласно взглядам Иова,
уже не уврачует ее и не перевяжет. И, однако, Иов остается вер-
ным Всевышнему и сохраняет человеческое достоинство и упование.

Мы сказали о явном, земном воздаянии, согласно Елифазу; ка-
ково же воздаяние грядущее, окончательное, ныне сокрытое?

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда;
     Но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх. (Иов. 5, 6–7)

Мы уже упоминали, что, по учению Елифаза, муки и страдания
происходят не от «земли», не от «праха». То есть порождены они
не материей, не случайными обстоятельствами жизни. Они посы-
лаются Богом; человек «рождается на страдание», т. е. провиден-
циально посылается на землю, чтобы страдать, дабы «искры» его
души «устремлялись вверх». Именно для того, чтобы человече-
ским душам возвратиться в первоначальное состояние, вновь ока-
заться в горнем мире, из которого они ниспали, им приходится
претерпевать страдание. Значит, из переносимых страданий мож-
но извлечь еще большую корысть, ведь они позволяют не только
обретать всевозможные блага, иметь много детей, быть спасенным
на войне, насыщенным при голоде, но и обеспечивают самое глав-
ное — возможность для души вновь стать духом и возвратиться
в славящий Бога ангельский хор. Итак, существует двойная ко-
рысть, к которой стремится богобоязненный Елифаз, — как на зем-
ле, так и в мире будущем.

Что же противопоставляет этому взгляду Иов? Его позиция мо-
жет быть отчасти выражена стихом из другой библейской книги,
написанной гораздо позже, а именно из Песни Песней царя Со-
ломона:
       

…Ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. (Песн. П. 8, 6)

«…Крепка, как смерть, любовь…» — такова любовь Иова к Бо-
гу. И все слова, обращаемые им к своему Создателю, суть выра-
                            

    – 72 –    
                                                                                                               


жение именно любви, а не жалобы или недовольства, выражение
преданности, свидетельство абсолютного раскрытия навстречу
Творцу несмотря на всё, что произошло с Иовом. И сам Иов гово-
рит об этом так:

Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицом Его! (Иов. 13, 15)

«…Крепка, как смерть, любовь…» — ради любимых люди идут
на смерть. И праведник так утверждает пред ликом смерти свою
основанную на любви веру: вот, Он убивает меня, но я буду упо-
вать на Него — на Того, Кто убивает и не оставляет, казалось бы,
уже никакой надежды.

Значит, Иов хочет даже при отсутствии нравственного смысла
привнести этот смысл в мироздание, и именно такова его задача,
такова его высокая миссия. Нет справедливости, не существует
высшей нравственности; но Иов, умирая, будучи безвинно пора-
жаем карами, хочет и настаивает, тем не менее, на том, чтобы
дана была ему возможность свой путь оправдать — путь жизни,
целиком основанный на бескомпромиссной нравственности, — и пе-
ред лицом совсем иных, жестоких, законов утвердить этот путь
и отстоять.
   

К данному стремлению Иова, к его философии генетически вос-
ходят очень важные для всего человечества религиозно-философ-
ские системы, развившиеся спустя столетия, а порой и тысячеле-
тия. Прежде всего упомянем истинное, верное своему первона-
чальному смыслу христианское учение, т. е. учение тех христиан,
которые служили и служат Богу не ради рая, не ради вечного
блаженства, но из чистой любви, подражая самому Иисусу. Их
служение выражается в готовности разделить с Иисусом его вели-
кую жертву — подобно ему, отдать жизнь ради спасения других.
Если говорить об иудаизме, то и в талмудических текстах есть из-
речения, отражающие именно такой взгляд на смысл служения
Богу. Мы уже приводили одно из них, содержащееся в трактате
«Пиркей Авот». Особое выражение эта сторона учения Иова
нашла в суфизме — том течении ислама, которое призывает к выс-
шей, экстатической, любви к Аллаху несмотря ни на что; к люб-
ви, преодолевающей любые страдания и лишения. Суфийские по-
эты и мыслители разных веков говорили, обращаясь к Богу: «Не
нужен нам Твой рай и не страшен нам Твой ад, но мы жаждем
лишь близости к Тебе, наш Творец!» Такое — могучее и неудержи-
мое — стремление души к своему Источнику совершенно бескорыст-
                            

    – 73 –    
                                                                                                               


но, и речь идет не просто о слиянии души с Богом, о возвращении
к Нему, но именно о необыкновенной, страстной любви ко Все-
вышнему, которая всё преодолевает. Ее образом стал в суфийской
поэзии мотылек, летящий на пламя свечи и сгорающий в нем. Мо-
тылек исчезает в пламени, но даже не чувствует этого, потому что
он стремится к свету из чистой любви.

…Каковы же результаты философского состязания Елифаза с Ио-
вом? У Елифаза, как следствие его рассуждений, правильных с точ-
ки зрения противостояния деистам и атеистам, но ложных приме-
нительно к спору с Иовом, рождается осуждение праведника. Сна-
чала, как мы помним, осуждение достаточно мягкое и ласковое
(потому что он видит муки своего друга), а потом — совершенно
бескомпромиссное, потому что если Иов прав, если его страдания
проистекают не от его грехов, если он не по справедливости нака-
зан Богом, то рушится вся теория Елифаза: значит, нет в мире
справедливого воздаяния; без него же Елифаз не может существо-
вать, не может принять мира, не может принять Бога. Создатель
без справедливости ему как бы не нужен, потому что в жизни не
оказывается никакого смысла. Для Елифаза не является достаточ-
ным тот факт, что вселенная по-своему совершенна, что в ней
столько красоты и мудрости: если нет праведного воздаяния, то
всё зыбко и тщетно. И вот Елифаз, в очередной раз услышав из
уст Иова утверждения о его невиновности, обрушивается на него
с ужасными и, можно даже сказать, кощунственными по отноше-
нию к праведнику обвинениями:

Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. (Иов. 22, 5)

Это говорит человек старый, давно знающий Иова, которому
прекрасно известно, что перед ним — праведник, не делавший ни-
какого зла. В те времена люди вообще жили гораздо более откры-
то и на виду у всех. Они могли достаточно свободно, почти в лю-
бое время посещать шатры или дома друг друга, видеть, чем зани-
мается хозяин. Если кто-нибудь обижал слугу или служанку, об
этом становилось известно всем вокруг. Как сказал о себе библей-
ский пророк Самуил, обращаясь к народу:

…Я же ходил пред вами от юности моей и до сего дня… (I Цар. 12, 2)

И тем не менее Елифаз преступает в своей речи все границы
этики, дабы отстоять собственную правоту.

                            

    – 74 –    
                                                                                                               

Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду.
     Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе;
     А человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней.
     Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками. (Иов. 22, 6–9)

Так обвиняет Иова человек, который хорошо осведомлен о том,
что дом Иова всегда был открыт для бедных, нуждающихся, оби-
женных. И Иов сам напоминает: вы знаете, друзья мои, что я все-
гда бедному давал хлеб, жаждущего поил, неимущего одевал, си-
роте помогал… Но всё перечисленное ожесточенный Елифаз игно-
рирует. И затем, приведя свои бессильные и весьма резкие, даже
злобные «аргументы», заключает:

За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас… (Иов. 22, 10)

Иов действительно словно бы из одной «петли» (ловушки)
попадает в другую: здесь — крах, там — разрушение; здесь — всё
потеряно, там — гибнут члены семьи; такой ряд событий не может
быть случайным, тут всё одно к одному: петля за петлей, капкан
за капканом…
  

…Или тьма, в которой ты ничего не видишь, и множество вод покрыло тебя. (Иов. 22, 11)

— т. е., продолжает Елифаз, ты совершил непростительные грехи
и, отказываясь теперь от моей, Елифазовой, теории, объясняющей
смысл наказаний, по собственному желанию как бы покрываешь
себя глубокой тьмой или водной толщей и ничего не видишь; все
твои возражения — ложь и глупость, потому что не может быть,
чтобы моя, такая совершенная и выверенная, теория оказалась
бездейственной, не могущей ответить на самые значимые вопросы.

Однако Иов согласен быть в полнейшем, окончательном смысле
«бескорыстным праведником»; он согласен даже, что воздаяние
может постигать человека «наоборот»: чем более он праведен, тем
больше терпит мучений. Такова любовь Иова, не ждущая взаим-
ности, не надеющаяся на Божье милосердие и тем не менее к Не-
му направляемая.

                            

    – 75 –    
                                                                                                               

Мы уже сказали, что в учении всех трех мировых монотеисти-
ческих религий присутствуют очень мощные в этическом, куль-
турном и философском смысле концепции, которые как бы опира-
ются на мировоззренческую позицию Иова. И всё же во многих
случаях в ряде конфессий, и по сей день находящихся в состоя-
нии духовного младенчества, обучают служению корыстному: ты
должен исполнять заповеди, ты должен быть человеком нравст-
венным, помогать ближним — но почему? Да потому, что ты попа-
дешь за это в рай, потому что и в земной жизни тебя минуют
многие беды, если ты будешь служить Богу. Наконец, существует,
увы, и крайняя форма фанатического эгоизма, основанного на
глубоко въевшейся в сознание идее корыстного служения Богу, —
например «шахидство» в современном исламе, когда человек готов
пожертвовать многочисленными чужими жизнями для обретения
райского блаженства (следует отметить, что, по мнению самих та-
ких «шахидов», убитые ими отправляются прямо в ад, не имея
уже возможности покаяться!).

Служение из корысти в той или иной форме проповедуется по-
стоянно, несмотря на то, что даже в обычной жизни большинства
людей встречается немало бескорыстия, а в обществе есть доста-
точно институтов, которые учат абсолютной самоотдаче. Вспомним,
что человек способен порой всем пожертвовать ради ближних
(прежде всего членов своей семьи), а иногда — и ради «дальних».
Вспомним, что, например, армия, какой бы она ни была и что
бы ни защищала в нашем несовершенном мире, все-таки опирает-
ся на людей солидарных, объединенных общей идеей, готовых от-
дать — и нередко отдающих — свою жизнь не ради какого-либо
воздаяния на земле или на небе, а ради отечества и друг за друга.
Значит, подобное бескорыстие всё же нередко встречается! И по-
лучается, что в упомянутых конфессиях даже проповедники еще
не доросли до тех, казалось бы, простых начал человеческой нрав-
ственности — бескорыстия и самоотдачи, — которые проявляются
в жизни всех народов. Именно поэтому, в частности, влияние та-
ких закоснелых религиозных сообществ неуклонно падает: люди
ищут чего-то более глубокого, потому что нравственная интуиция
человечества уже начинает перерастать младенческие постулаты
о вознаграждении.

Что же получается: выстроив свою «безупречную» концепцию,
Елифаз переходит к жестокому обвинению праведника и в конце
концов в скрытом виде — к обвинению Создателя! А Иов на своем
                            

    – 76 –    
                                                                                                               


«духовном посту», на страже истины, объятый адскими муками,
продолжает оправдывать Бога.

…Итак, мы рассмотрели спор двух людей, противостояние двух
систем мышления в Книге Иова. И в качестве резюме скажем сле-
дующее. Книга Иова, как и другие библейские книги, требует
очень тщательного, вдумчивого, весьма подробного чтения. Каж-
дый ее стих содержит в себе большую образно-смысловую глуби-
ну. За каждым изречением в Книге Иова стоит глубокий опыт
древних человеческих душ, которые задолго до нас прошли по
земному миру, странному и непонятному в их эпоху не менее, чем
в нашу, и извлекли свои выводы из жизненных событий. И, ко-
нечно, без этого многогранного духовного опыта неполна не толь-
ко всемирная литература, одним из первых великих образцов кото-
рой является сама Книга Иова, но и наша собственная жизнь.
Ведь в любую эпоху существует много такого, что заставляет об-
ращаться к образам и выводам, вопросам и ответам Книги Иова…

                            

    – 77 –