Когда я вижу явственней твой лик?

Когда пред ним — пред алтарем из света —

Мой взор духовный славословит эту

Любовь, что я через тебя постиг?

     Или в ночном уединенье, в миг

     Незримых ласк и тайного ответа,

     Когда твое лицо — моим согрето,

     И взором в душу я твою проник?

Любовь моя! Но если я в смятенье

Пойму, что ни земля — твоей мне тени,

Ни глаз твоих — весна не возвратит,

     То что за вихрь над Жизни мрачным скатом,

     Над рухнувшей Надежды листопадом,

     Крылами смерти взвеянный — взлетит?

Уста со сладкой болью разомкнулись —

     И поцелуй прервался. Капли слез

     С ресниц ниспали после бурных гроз.

Их пульсы ослабели; разминулись

Их груди, словно в стороны качнулись

     Цветы-супруги, расширяясь врозь

     На том же стебле. Но огнистых роз

Друг к дружке губы все еще тянулись.

Их поглотил неясных снов прилив,

     Волна нахлынула — и отбежала,

И вот их души, постепенно всплыв,

     Узрели, как зари вода дрожала…

Вдруг, в дивные леса свой взор открыв,

     Он изумился: там она лежала.

Как, если в лик младенческий вглядеться,

Он начинает нам напоминать

Поочередно то отца, то мать,

Но признаки обоих сплавит детство,

     И в тождество перерастет соседство

     Начал несхожих: юности печать

     Даст в нем черты иль мужа различать,

     Или жены, определив наследство,

Так Песню породившие два чувства —

Печаль и Радость — порознь видны

Сначала в ней, но, силою искусства

     В напев единый чудно сплетены,

     Являют пенья тучу: с вышины

     К нам свежего дождя нисходит буйство.

Сказал я: «Не срывай. Хоть первый плод

И спел и красен, но главой склоненной

Почти касается струи студеной

Недвижный ствол — и, отраженный, ждет

Дня полноты. Не правда ль — срок придет,

И мы сойдемся в полдень здесь, под кроной,

И ствол, листвой от солнца заслоненный,

Восхвалим, от его вкусив щедрот?»

Я говорю: «Ах, долго солнца жаждал

Плод — и поплыл, упавший, по реке…

Висят плоды последние. Пусть каждый

Вкусит, покуда осень — вдалеке,

И скорбь ее — всеобщею не стала,

И роща, как прибой, не зароптала».