Из книги «Притяжение» (1981–1983)

Из книги «Притяжение» (1981–1983)

Герман Гессе

Как мальчик в густоте ночей

Боится слиться с плоской тенью,

И чувствует божественных речей

Неодолимое биенье,—

Так я в неведенье живу,

Где все — от края и до края —

Познал. Так я, предчувствуя траву,

Как снег весенний, умираю…

1981

Урок

…Внезапно тебя вызывают к доске,

А ты не учил ничего, но, каким-то

Проснувшимся чувством весеннего ритма

Ведом, возле карты, с указкой в руке,

Находишь неведомые города,

И точно на все отвечаешь вопросы,

И смотришь в окно, и небесная просинь

Твоим языком говорит без труда.

Как это знакомо, как это похоже

На все, что бессонница сердцу несет,

На приступ другой, поэтической, дрожи,—

На оклик и окрик с небесных высот!..

1981

Эльфы

Все меньше хлеба под вечер крошат

Альпийским эльфам. Их когда-то чтили,

Или жалели просто, как мышат,

И любовались, как искрятся крылья

У этих, самых маленьких, землят,

Владеющих членораздельной речью.

А нынче никого не веселят

Ни хрупкость мотылька, ни человечья

Их поступь. Каждый занят сам собой,

Не замечая, как ласкает ветер

Заката лошадиною губой

Последних эльфов нашего столетья.

1981

Книга портретов

‹Из цикла›

‹1› Автопортрет Рембрандта

Смотри — глаза, глядевшие в зрачки

Окликнутого Богом Авраама,

К тебе отныне яростно близки,

В твое лицо отныне смотрят прямо!

Смотри — душа, дышавшая в тиши

С Эсфирью омертвелой, с Артаксерксом

Разгневанным,— сестра твоей души,

С твоим ее бессмертье вровень сердцем!

Смотри, я выступил из темноты —

Взглянуть в тебя. Ты не исчезнешь вовсе.

Ты — зеркало. И где бы ни был ты —

Я тоже есть. Запомни —и готовься!..

1981

‹2› Автопортрет Камилла Писсарро

На призыв — войти в свое лицо,

Отделившись от лица природы,

Оглянулся — пеплом и пыльцой

Весь покрыт, мгновенный, желторотый,

Умудренный разумом полей,

Утвержденный в своеволье ветра:

— Вот роса. Ни капли не пролей.

— Луч. Не урони ни доли света.

А меня не окликай. Пусти

Точечной, пейзажной земляникой

Поиграть, и строгость обрести

У колен праматери безликой.

— И весенним лесом расцвести.

1981

‹3› Эдгар Дега. Портрет брата

Как хрупок, мужественно-хрупок

В пространстве красном, напряженном!

На мелкие осколки — кубок

В неразрешенном, нерешенном,

Китайском взгляде на предметы

Служенья, и любви, и быта.

И только кисть легка, как лето,

И только краскам суть открыта.

И все умрет — модель и автор,

И страсть сокрытая, и братство…

Картина выживет, но завтра

В ней никому не разобраться.

1981

* * *

Быть всеми, всюду и всегда,

Лишь исчезать и длиться,

Как проливается вода

И как мелькает птица,

Как чертит дым тугим кольцом

Сгоревшие поленья,

Как повторяется лицо

В десятом поколенье.

Быть всеми, всюду и всегда,

Лишь длиться, исчезая,

Не оставляя ни следа

У мира в белом зале,

В огромных зеркалах шести

Вселенских измерений…

Но нет — черемухой цвести,

Как в Третий День творенья!..

1981

Вопрошаю ночь

Из кухни пахнет смертью. Я встаю,

К стеклу тянусь.— Напрасные усилья:

Все поколенье в августе скосили

На корм кометам. Все уже в раю.

Я задыхаюсь — пойманный, последний —

И пробуждаюсь. В мире хорошо

И холодно. Почти проходит шок.

Но все же тянет смертью из передней.

В окне Луна огромна, как в Египте,

Бежим поспешно, кони по пятам.

Но нет — не спать, не оставаться там…

А тянет в сон. Из дома надо выйти,

А лестница — неверная жена —

Петляет, предает, уходит влево,

В приливы допотопного напева.

Не ночь, а пепел. Площадь сожжена,

И я один — живой. Но нет, похоже —

Не я, а мальчик сверху, мой сосед.

Он, полустертых слушатель кассет

По вечерам, до этой ночи дожил

Один. Над ним Медведица Большая,

И он идет с бродяжною сумой

Умолкших песен. Все же голос —мой.

Я спящую эпоху вопрошаю

О дне, когда созреют семена,

Посеянные Богом. Но дойдет ли

До звезд недвижных мой подвижный оклик?

И есть ли звездам дело до меня?..

1981

* * *

— Вы ошиблись, мы с Вами

Не встречались до этого дня,

Эта встреча — впервые…

Впрочем, что-то коснулось меня,

Подождите… Словами —

Не могу, все слова — не живые.

Небосводом укрыться — и лечь

В свежескошенный луг: небеса —

В торжестве необъятном…

Я услышал светил голоса,

Вспомнил столько сияющих встреч —

Все они предстоят нам!..

1981

Поклоненье волхвов

Вступает ночь в свои права.

В пещеру входят три волхва —

Гаспар… И Мельхиор…

А детство чудно-далеко,

И столько выцвело веков,

Что ты забыл с тех пор,

Как звали третьего… Гаспар

Внес ладан. А младенец спал,

Вдыхая аромат,

И столько времени прошло,

Что помнить стало тяжело,

И петь, и понимать,

О чем твердил небесный хор…

Смотрел из ночи Мельхиор,

Как золотился свет,

Как подымался сладкий дым,—

В нем вился холод наших зим,

Сияли лица лет…

1981

Гром

«Гром — это электрический разряд!»

— И, не вдаваясь в разъясненья,

Дед закурил и с трубкой вышел в сад.

А девочка застыла: с нею

Вдруг что-то важное произошло.

Она, впервые деду не поверив,

Глядит на тучи сломанной крыло

Над ропотом сверкающих деревьев —

И ясно понимает: гром — живой.

Ее душа с восторженным смиреньем

Впервые в небе слышит голос — свой.

Он для нее звучит стихотвореньем

Неслыханным. Проходят ливни лет

За окнами, прозрачными до боли.

Но с той минуты девочка — поэт,

Отличница грозы в небесной школе…

1981

Молитва

Возлюбленный немногословный,

Правитель скрестившихся трав!

Введи нас в закат многослойный,

Молчать среди сосен оставь.

Уже Твое солнце садится,

Мы солнце во взоре таим.

Мне в сумерках дай насладиться

Кротчайшим подобьем Твоим.

1981

* * *

Свет июльский — мир древесный,

В небо впившиеся сучья,

Детский полдень, сон певучий —

Самый близкий, неизвестный,—

И мальчик отворяет створки

Гостеприимных синих глаз,

Чтоб остротою хвои горькой

В них свежесть летняя влилась —

И златым лучом стиха,

Разорвав преграду бед,

Возвратилась в облака

Через много-много лет…

1981

Ливень

Жаворонков желтый крик

Жмется к выжженной земле,

Надевает Небосвод

Черный грозовой парик,

По вопящей мгле полей

Скачет капель хоровод —

Это танец духов злобных,

Корневых, огнеподобных,

Молнией ниспадших в глушь,—

Это пляс погибших душ!..

1981

Кактусы

Издали прошлое странно-видней,

И проступает, и в сумерки катится,—

Это танцуют в вечернем окне

Змеи ума — многорукие кактусы.

Издали прошлое грустно-светлей,

Свет погаси и гляди, делать нечего —

Это морозом судьбы на стекле

Кактусов танцы прощально прочерчены.

В ком снеговой этот город сожми,

Навью двумерною по ветру выстели —

Гибкие кактусы были людьми.

Окна — завешены. Прошлое — издали…

1981

* * *

Ты — Сокрытый в зрачке мотылька.

Из Тебя — голубиная стая.

Из Тебя выбегает река

И трава прорастает.

Нет ни лет, ни следов, ни причин —

Только Ты предо мною.

Из Тебя, как из солнца лучи,

Возникает земное.

И творенье — не где-то вдали,

Не в туманностях белых…

Мы не плыли. Мы по морю — шли.

Мы и буря, и берег.

1981

* * *

Осенние окрики — резче,

Играем по крупной.

Под старость простейшие вещи

Ясней и доступней.

Оконные контуры осень

Задернет туманом,

Уже не ответим, не спросим.

Лишь в душу заглянем.

1981

Прошлое

В дороге, посреди обычных дел

И беловатых встреч недолгих,

Где души вянут в полумраке тел,—

Тебя внезапно настигает оклик

Из прошлого. Ты б, верно, не хотел

Сейчас свое услышать имя

Из навсегда умолкших уст,

Но словно вихрь неотвратимый

Осенний обнажает куст,

И листья по его приказу

В безумьи мчатся над рекой,—

Ты отдаешься весь и сразу

Тому призыву. Про покой

Забудь. В минувшем нет покоя.

Словам умерших внемлешь ты,

Господь всевластною рукою

Сорвал завесу суеты

С твоих осиротевших глаз.

Неугасимая тревога

Прошедших лет

Твоих вопросов заждалась.

Ты видишь свет

И узнаешь себя и Бога.

1981

Шаровые молнии

Темно. Россия велика

На все равнинные века

Ночного полушарья.

И лебедь — лентой в облака,

И коршун — черной шалью.

Средь молний бешеной игры

Дух округляется в шары

В ночи зигзагов диких.

Висят московские дворы.

Безмолвствует Языков.

1981

* * *

Вспыхнуло пламя —

Взгляда не отвести.

За густыми стволами

Будет небо расти.

Голос твой тихий.

Ураган над рекой.

На излучине вихря

Безмятежный покой.

Прежде мне знать бы

И прийти по воде

В белый день твоей свадьбы,

Отсиявший в нигде.

1981

* * *

Ступеньки — к реке, и ступеньки во льду,

И в блеске огней — река.

И я уже больше по ним не пройду,

Но дай мне Господь в позабытом году

Кивнуть им издалека.

Пять-шесть мальчишек, мороз и хруст,

И окон свет небольших.

До вас я взглядом не доберусь,

Но ты засвети мне лучину, Русь,

В окне вечерней души.

Салазки фанерные. Снежный быт.

И сами себе — цари…

Напомни, волшебница, кто позабыт,

Кто сам позабыл — и спокойно спит,

И прошлое заговори…

1981

* * *

О постороннем говоря,

Мы входим в стон ольховых жалоб.

Но отчужденность января

Сильней тревожит и сближает.

И окна гаснут и горят,

Как безутешные аккорды.

Движенье каждое и взгляд

Теперь запомнятся на годы.

Слова — как башни в темноте.

Как самоцвет, прохожий редок.

А дом стоит, пока — метель,

И исчезает напоследок…

1981

* * *

Вечерний лес — души моей двойник,

Под звездами немеешь, замирая,

Но кронам не дотронуться до них,

Не дотянуться, как душе — до рая.

Ты сам, как и душа, непроходим,

Мы оба страха перед сумраком не скроем.

Давай друг другу небо отдадим:

Пусть — недоступное — принадлежит обоим…

1981

Отрочество

В саду, откуда утром почтальон —

Мальчишка смуглый на велосипеде —

Обычно выезжает развозить

Газеты, письма — и колючки хвои,

И, может быть, цветочную пыльцу,

Любовных ищущую приключений,—

Пел соловей ночами в том саду.

…И это пенье шевелило листья

И направляло воздуха потоки,—

Сперва едва заметно, а потом

Скреплялся, постепенно нарастая,

Воздушных масс мажор. И синий вихрь

Звучал чрез месяц в море Эритрейском.

…И потрясали трели соловья

Весь сад огромный. Воздух колыхался,

Пути меняли звездные лучи:

Пусть миллионы лет летели вспять,

Но сами звезды на другом конце

Тревожного сознания вселенной

Дрожали, отражая соловья.

…И мы, дневные вести обсуждая

С тем пареньком, передававшим письма

И взгляд зеленый,— мы с ним затихали.

И длился соловьиный монолог!..

1981

* * *

Я проглочен вокзалом огромным —

Он пульсирует, словно кит,

И мое ожиданье — ромбом

У вокзала в горле стоит.

Но решенье небес непреклонно:

Кит у брега встает на дыбы —

И швыряет меня, как Иону,

В Ниневию моей судьбы!..

1982

* * *

Водоросли на песчаном дне —

Волосы утопленников-дней,

Берега реки —

Ее виски.

Мысли мертвых мнут речную гладь —

Неба отраженьем поиграть…

1982

Памяти Марии Юдиной

‹Из цикла›

‹1›

…Задохнулись, выдохнуть не смея,

И застыли: вот Мария Юдина,

Искупая пляску Саломеи,

В зал несет на черном, звонком блюде

Тяжкую, низверженную душу,

Крыльями изрезавшую высь

В час паденья. Но прильни — и слушай:

Кровь стучит! А вены налились

Вешним ветром! Это звуки — в тело,

В сердце сжались, тяжело стуча:

Ты сама страданий захотела,

В ночь сорвавшись с острия луча,

Ты сама…

1982

‹2›

Где южный город ленится —

И обвивает плющ его,

Где наше время пенится

У темных губ грядущего,—

Там света современница

Играет навсегда…

Ее страшит звезда,

Пожары разгораются…

Но только тень, и край лица,

И два-три слова к музыке,

И море у виска…

Так, южной ночи сгустки

Раздвинув, среди узкой,

Суглинной, душной улочки —

Нас голос отыскал.

Ах, глиняная улочка!..

А время — глины глуше,

Черней девичьих кос…

Но чем колодец глубже —

Тем больше видно звезд!..

1982

‹3›

Каждый звук возобнови,

Повтори его впервые,

Повтори и сотвори,

Словно стебли синевы,

Словно маки полевые

С первым проблеском зари!

Пусть не застывает Бах,

Будто слово на губах

В миг сомненья и печали…

Как с рассветом хоры птах

Нас из ночи выручали,—

Пусть любовь прогонит страх!

На восходе бытия

Звук отточен и налажен

Звонким воздухом, и даже

Не приметишь соловья…

Это музыка твоя —

Перед утром Третья Стража!..

1982

‹4›

…Вот я лежу и плачу,

Слетает лист горячий

С дрожащего ствола,

Слетает и кружится,

И мне на лоб ложится,—

Рука твоя легла.

Я стану злаком, прахом —

На корм червям и птахам,

На спячку зимних трав.

Во тьму и гром одетый,

Я вверх взбегу по ветру,

Границы тел поправ.

Лежу вдали, покинут,

А рядом реки стынут

И гаснут города.

По слепоте тропинок

Подходит ночь, как инок,

С причастьем опоздав…

1982

‹5›

…Мой Боже, звезды близко,

Особенно — в конце.

Душа, как пианистка,

Сыграла Твой концерт.

И я из всей вселенной

Запомню, уходя,

Октавы плач священный

И горький смех дождя…

1982

* * *

Каждый цвет жужжит и серебрится,

Жар стеблей и листьев чудеса,

И летит пчелиная царица,

В гранях глаза умножая сад.

Разве травы множились и пели,

Разве днем играли груды звезд

В том — забытом — человечьем теле,

В той судьбе, прожитой не всерьез?

Что же не дает забыться в танце,

Не дает уснуть за гранью сот?..

Но душе назначено скитаться,

И ничто от странствий не спасет.

1982

* * *

Вот прошлое твое — вечерний водоем,

Темнеющий с минутой каждой.

Уже не вспомнишь о своем —

В одну вину не окунешься дважды.

И больше не твои, и не тебе —

Огни, зажженные когда-то:

С тем мальчиком, что пел в скудеющем тепле,

Ты распрощался без возврата.

Теперь пойми, как, ширясь и дрожа

В зеркальной капле ртути —

Качала изумленная душа

Новорожденный мир на лучевых распутьях…

1982

* * *

…Звонок — биенье бронзовых крыл…

— Кто там? — Молчанье.

— Буду еще

Допытываться!..— И не открыл.

А это звонило Будущее…

1982

Притяжение

Здесь тепла и дыханья — на донышке,

Только глянешь, уйдет без следа…

Так зачем же из дальней сторонушки

Так и тянет, и тянет сюда?

Из весны светлоглазой, невянущей —

В эту серую, кожа да кость,

Из округи, где други-товарищи —

В этот лед, где непрошеный гость?..

Но и в райских кустах пламенеющих

Хоровод всепрощающих душ

Разомкнется, отпустит, и мне еще

Повезет — посетить эту глушь:

Та же участь сутулится темная,

Тот же месяц в слепой высоте,

И лютует зима неуемная,

Унося охладелых детей…

1982

* * *

На прощанье листок золотится,

Темноты замыкается круг…

Вырывается день, словно птица,

Белоснежная птица — из рук!

Птица света упущена. Перья

Сожалеют, белеют, летят…

Остаются глухие поверья

И темнеющий путь наугад.

1982

* * *

…Заслони лицо средь лета,—

Каждый куст зовет поэта,

Куст поет и говорит,

Куст горит огнем Завета —

И душа твоя горит.

Если Свет сойдет, окликнет,—

О несбывшемся проси,

Пусть глаза к огню привыкнут,

И тогда, кого в живых нет,—

Всех напевом воскреси!..

1982

* * *

Как в детстве, посреди полей —

И сад, и домик деревянный,

Но каждый раз, как листья вянут,

С ним расставаться тяжелей.

И с каждым летом все милей

Любой цветок и первый встречный,

А листопады быстротечней,

Земля безлюдней и голей…

1982

1914-й

Цветы на балконах,

Война на Балканах,

И кровь на иконах

И в чашах чеканных,

Как сдвинутся чаши —

От пули беги,

И славятся наши,

И в страхе враги.

Гвоздики в петлицах,

Война на Балканах,

И пятна на лицах,

На касках чеканных,

Как вырвутся тосты —

— За Вену!..— За Русь!..—

Так в голос — погосты:

— Клянемся!.. Клянусь!..

Где выжжено — зелено.

Мир, молодея,

Не вспомнит ни эллина,

Ни иудея,

Как сдвинутся чаши

Двух судеб людских,—

Так рушатся в марше

И варвар, и скиф!..

1982

Подросток

Играя с сумерками в салки,

Он свесился с моста в пролет,

Но станет сон его русалкой,

Затянет в омут —и убьет.

Две ивы в сумрачном величье

К реке с подростком склонены,

Движенья тяжести девичьей

Слепить пытаясь из волны.

И к двери юности и грусти

Пугливо тянется рука…

Забудь, помедли — и забудься:

Ты сам — и сумрак, и река!..

1982

* * *

Звезда последняя померкла,

Приблизив солнечный восход.

Как девочка в овальном зеркале,

Береза средь озерных вод

Блестит и утренне колышется,

Как будто мысль проснулась в ней,

И вот уж птичий гомон слышится —

Сознанье и душа полей.

1982

* * *

Раскованность и простота —

В кустах, их походке неровной.

Земные края раскатай,

Пеки на закатной жаровне.

И связь мирозданья слышней,

На лютиках — страстная влага.

А многие тысячи дней —

Все к этому. С первого шага.

1982

* * *

Как мотылек приговоренный,

Который в комнату влетел

И рядом с форткой отворенной

О стекла бьется в тесноте,

Лишь им самим и сотворенной,—

Так и душа твоя жила,

Пока Непознанная Сила

Ее за крылья не взяла —

И в свет просторный не впустила.

Смерть — в прошлом, словно гладь стекла.

1982

Молодой рабочий

На насыпи возле железных путей,

Шагов в полусотне от давки,

Присел отдохнуть от печалей, смертей,

Закусывает на травке.

Так прост и свободен, как будто душа,

Закончив земную работу,

От хмурых трудов, наконец, отошла —

И смотрит откуда-то сбоку,

И видит великое множество лиц

В мелькающих рамах-вагонах,

И все в изумленье небес заждались,

Как лики на темных иконах.

А он простодушно открыт небесам —

И падает, как с карусели,

На лица кружащиеся… И сам

Не хочет иного веселья.

1982

Истина

Искавшие ее среди дремучих чащ —

Раскручивали, как клубок Тесея,

Пространство. Сотни лет, как сотни чаш,

Опустошали. Словно черный плащ,

За ними страх скользил. Неверье сея

В уме тяжелых пахарей, они

Садам и детям омрачали дни,—

Полям, поэтам, детям…

Со слив и яблонь падали плоды,

И сердце падало в предчувствии беды,

И взгляд померкший падал третьим —

С ветвей на будущее падал, как с обрыва,

И падшему шумя смотрели вслед

И яблоня обитая, и слива…

1982

На рассвете

Так женщина умеет жить

Спокойно и глубоко —

В овсяном поле ночь сложить,

Рассвет раскинуть сбоку.

Чужие на себя принять

Сомненья и страданья —

Неторопливо оттенять

Деревьев очертанья.

Тобой другая жизнь жива,

И третью жизнь затепли —

Уже вокруг в росе трава,

И ясно видно стебли…

1982

* * *

Не рабствует рябина, хоть и гнется,

Хоть сломана — рябина не раба,

Она — твоя судьба, и вспомнится, всплакнется,

Как знак того, что время не вернется,

И память набивает короба

В свой путь купеческий и безвозвратный,

Ее лотки старинные полны

Той красной, точечной, тысячекратной,

Глаз радовавшей, росшей за верандой,

Той сломанной, погибшей без вины.

1982

Духи

Я спал в вагоне, проезжая

Седьмую тысячу лугов,

Осин, отпрянувших от шпал. —

Они вопили, исчезая,

Их крики слышал я, хоть спал, —

Заштатных луговых богов.

В мой сон вступала мысль: а где же

Они шумят, когда в ничто

Направлен строй стволов литых?

Они живут одной мечтой!

Конец их жизни, их надежде,

Коль взгляд мой не объемлет их!..

И я надменно проезжаю —

И в пустоте, где ни души,

Поочередно оживляю

Леса, озера, камыши…

Мой сон. Над озером — туман.

Вдруг я в тумане различаю

Круженье маленьких фигур:

То духи? Зрения обман?

Они взлетают на бегу…

Как я не видел их вначале?..

Но словно спала пелена

С просторов обжитых, огромных —

Я вижу тысячи существ:

Вода их танцами полна,

Они в воздушных спят хоромах,

За их мельканьем лес исчез…

Я мчусь по глади сна, как парус,

И духи дуют на меня, —

Я мал, я немощен без них…

Вот снова в стеклах лес возник.

Я у вагонного окна.

Я понял все — и просыпаюсь…

1982

* * *

Подмосковные сосны. Чуть слышный

Путь времен между ними во тьму.

Ты — не гость на пути, ты — не лишний

В горько пахнущем травном дыму.

Темнота помогает почуять,

Как одна вас связала беда

С тем, кто в поезде чутко ночует,

Уносясь от тебя навсегда.

С тем незримым тебе незнакомцем,

Что навек с тобой объединен

Нарастающим топотом конским

Новых, неотвратимых времен…

1982

* * *

Они случайно повстречались

И обещали созвониться,

Но дни и ночи быстро мчались,

Но все ясней виднелись лица,

Друг друга ищущие тайно

В толпе, во времени, во сне…

А силы на исходе. Дай мне

Забыться — и забыть вполне!

Звонки, молчанье в телефоне,

Но выплывали постепенно

Обрывки смутные симфоний

И восхищение Шопена,

И где-то Моцарта уроки

Твердил ночами ученик…

О них текли ночные сроки,

И музыка была — о них!

И клены, растопырив пальцы,

Держали на краю аллеи

Жизнь, не давая ей распасться,

Мечту о встрече их лелея,

И вновь через полгода вьюга

Кричала каждому: «Заметь,

Как вы бездомны друг без друга,

И как все ближе ваша смерть!..»

1982

* * *

…Видать, в поэме слишком много строк,

Вся — в книге не уместится. И надо б

Все действия — перенести на Запад,

А все нравоученья — на Восток.

Том первый — здесь, а том второй — напротив,

В них смешаны сюжеты, времена.

В кровавый бархат переплетена

Судьба царей, история народов…

1982

Композитор

…Так поздно. Так рано —

Отвержен и продан.

По жилам отрава —

Последним аккордом.

Так с первого шага

Заря занялась —

Блестящий, как шпага,

Отточенный глаз.

За поступью статной

Судьбы наилучшей —

Слепа Иоланта,

Насмешлив Щелкунчик,

И, выплеснув душу всю,

В самом конце

Взлетел и обрушился

Третий Концерт…

Ах, вспомнить лишь мог —

Лебединая стая…

Но в горле комок —

Подступает Шестая,

Как неба крушенье —

Крушенье Шестой,

Всей жизни волшебной

С ее пестротой…

Ноябрьский и певческий

Хор: «Отпусти нам!..» —

И царский и греческий

Взор Константина,

И чище кристалла

Граненой игрой —

Шестая, Шестая

Из кубка — и в кровь!..

1982

* * *

Разлуки птиц в дорогу снаряженье,

Разлуки листьев головокруженье,

Сгущенье всех перенесенных стуж,

Окаменелость летних дуновений —

И на земле, жестокой и мгновенной,

Великий плач не встретившихся душ…

1983

* * *

«Ты — тот, кем стать посмел!» —

Созвездий выведен закон

В распахнутом письме

Полночным точным языком.

И люди — от орла до лани,

Непримиримая родня,

В суровое глядят посланье,

Как тяжкий камень, взор клоня…

1983

Гефсимания

Ночь. Исцеления и встречи

Ушли. Пора перечеркнуть

Полета вертикалью вечной —

Горизонтальный пеший путь.

Во мраке ранящем весеннем,

Посредством зрения и чрез,

Пересекаясь с Вознесеньем,

Наземный путь являет — Крест.

О ты — оплакивать летящий,

Сшивая взмахом пустоту!

Учеников минует Чаша.—

Они до Чаши дорастут.

Весна — цветенье слов и мыслей…

О ты, летящий утешать,

Над садом души их повисли.

Пусть спят — смеются — не грешат…

О, как Земля вольна увлечь нас,

Как трудно перейти межу:

Ведь даже я, объявший вечность,

Пред восхождением дрожу!

О, как же страшно этим детям

Проснуться — и по трем ветрам

Развеяться!.. Четвертый ветер —

Народ рассеет, вырвет Храм,

Как древний кедр, из почвы с корнем…

О — пусть же спят и видят сны,

Меж тем как в муках ста агоний

Родятся Истины сыны!

Во сне и в яви — я меж вами,

Я — скрытый пламень ваших недр:

Я здесь — лишь отвалите камень!

Я здесь — лишь рассеките кедр!

Сей мрак — тревоги вашей оттиск:

Нагрянет страх — и в этот миг

Со мной вы ночью разминетесь,

Чтобы найти себя самих!..

1983

* * *

В ромашки беды превратились

И в одуванчики полей,

Поскольку все они случились

В прекрасной юности твоей.

И ты стоишь, глазам не веря,

Что там, в светлеющей дали,

Твои обиды и потери

Июньским лугом расцвели.

А ты рыдал, метался в гневе…

Но вот расцвет уже далек,—

Тебе один бы лучик в небе,

Один бы в поле стебелек!..

1983

* * *

И смерти, и сну вопреки —

Ночное мерцанье реки.

Ушедшие — снова близки.

Алмаз, ограняющий свет.

Сверканье мгновений и лет.

И не было смерти — и нет.

1983

Сотворение

Когда Голос пронесся и лесом стал —

Это было имя мое,

Но еще вожделенья не знал водоем,

Не испил забвенья — кристалл.

Когда поле спаялось из двух слогов —

Это небо меня звало,

И стремились к Творцу сотни малых богов,

Мотыльками стучась о стекло.

Когда море всплеснуло руками потерь —

Это я уже сам говорил,

Но ни света, ни страха еще не хотел,

Только страсть прорастала внутри,

Только строила страсть островерхий костел,

Крест разлуки венчал острие,

Только стон над вселенной руки простер —

Это было имя мое!..

1983

* * *

…Нет, не тобою задуман я, Время,

Было извне в тебя брошено семя —

В темное, тесное лоно твое,

Где прорастание и забытье…

Красный цветок вырастает из темени,

Освобожденье, как жар, меня ждет.

Я оставляю родителю-Времени

Лед и забвенье. Забвенье и лед.

1983

* * *

Ни объятье, ни снов узнаванье —

Двух людей воедино не соединят,

Каждый гордый верблюд одинок в караване,

Колокольца отдельно звенят.

Костяная пустыня и стынет, и длится,

Ночь, звезда от звезды далека,

Навсегда неслиянны их лица,

А сольются — весь мир загорится,

В пепел мига сжигая века…

Вновь Иаков пустыней ночной

Убегает от гнева Лавана,

На рассвете торопит ягнят.

И бледнеет Рахиль ранним утром с Луной.

Но объятье и снов узнаванье —

Двух людей воедино не соединят…

1983

* * *

Степь серебряных, халдейских,

Горьковатых ароматов,

Голубых, глядящих, детских

Васильков, жарой примятых…

Вновь мне лиру подарили,

И поет тысячеструнно

Поле чистое на лире —

Непричесанно и юно.

И приглаживает наспех

Ветер кудри бездорожья…

Будь же счастлив, счастлив, счастлив,

Редкий встречный и прохожий!

1983

Виденье

Кукушка вещает о считанных днях

В строительных сумерках сосен,

И Будущее, как ребенка, обняв,

Мы в теплое Прошлое вносим.

Там, в Прошлом, нас ждет безмятежный ночлег

И клен за поющей калиткой,

Там вещего сна не расколот орех,

В нем прячется радость улиткой,

Там Будущее навсегда отдохнет,

В мелькающей люльке проспится,

Там сон — молоко, там бессонница — мед,

Там явь — ключевая водица…

Мы держим младенца, мы в память идем,

Но видим, как в полдень мрачнеет наш дом,

И катится Ночь в ледяном дуновенье.

Калитка распахнута в пропасть забвенья.

Не в Будущем — в Прошлом пресекся наш век.

Замерзла вода. Без рассвета — ночлег.

Мы лица теряем. Мы стынем в веках.

И мертвый младенец у нас на руках…

1983

* * *

Господи Боже снежной страны,

Где я родился — и зачарован

Чистой метелью первой вины

Над занесенным скорбью перроном

Памяти! Где мои дни сочтены

Вольного творчества вихрем суровым!

Боже неисчислимых земель,

В зимнюю — эту — меня ведущий

За руку, чтобы забвения мел,

Лица стирая, крошился все гуще,

Чтобы за ним я расслышать сумел

Снежную вьюгу поющие души!

Боже начала и Боже конца

И бесконечной посмертной метели,

Гаснущей музыкой слух наш мерцал,

Мы не Тебя — мы друг друга хотели,

Мы от безмолвья бежали, о Царь

Снежного зарева душ и материй!

Господи Боже первой вины,

Первых раскаяний — ломких и льдистых,

Зиму пошли — пробужденья и сны,

Встречи снежинок — раздельных и быстрых.

В нас — обжигающий гений страны,

Времени призрачного пианистах!..

1983

* * *

…А в жизнь мою заглядывал тайком

Чужой, мелькающий и скрытый разум:

То с поля — любопытным васильком,

То с моря — озорной медузы глазом,

То из огня — пытливым угольком…

Те взгляды плыли, гасли и мелькали…

— И вот стихи внезапно возникали.

1983

* * *

Осенний день — виновник сожалений,

На подоконнике мертва пчела,

Жужжавшая столь яростно вчера.

А ветер носится, как ошалелый,

Воспоминаний флоксы тормоша.

И целый сад — в ударах и обидах.

А мальчик плачет, мальчик — ни на шаг

От золотых шаров, дождем побитых…

1983

* * *

Детство — в ручных зверятах,

Юность остра — не тронь,

Страсть привести в порядок —

Как приручить огонь!

Ярость разит, нагрянув,

Разум пред страхом гол,

Гнев привести в порядок —

Как причесать огонь!

Смерть рассмеется, спрятав

Плоть в ледяной загон:

Жизнь привести в порядок —

Как приласкать огонь!..

1983

* * *

Ночь отроческая, упругая,

Отточенных линий ночь,

В судьбы заколдованный круг ее

Войди, как беспутная дочь,

Пусть пляшет недвижно и бешено,

Готова прельститься и пасть —

Закинувшись в звезды черешнями,

Во тьме затаившими сласть…

1983

* * *

Берез растрепанные кроны —

Как всадники перед грозой,

И ветра выдохи — огромны,

И молнии внезапных зорь —

Как взоры быстрые любимых,

И вскачь — гроза,

И ливень — плеть,

А вся земля — мгновенный снимок

С твоей души, готовой петь!..

1983

Чертополох

Осенью выжженный чертополох

В поле пустынном заброшен:

Болен вконец, одинок и плох,

Весь, до корней, изношен.

Только стемнеет — и он тогда,

Нищий и темнолицый,

Как единственная звезда,

На земле загорится!

Ветер его добивает. Злость —

В старческих взмахах чертополоха:

Он среди поля — незваный гость,

Жизнь — безнадежная, скверная склока…

Только стемнеет — и он под Луной,

В сна распахнувшихся безднах,

Будет один — звездою земной

Перед сонмом — небесных!..

1983

* * *

Где до каждой весны —

По метелям разлившимся вплавь,

Где сбываются сны,

Никогда не сбывается явь,

В белоснежной стране,

Где, как свет, расставанье хранят —

По тебе и по мне

С колокольни любви прозвонят.

Где бы ни были мы —

Пусть ни тени, ни памяти нет —

Встрепенемся из тьмы,

Отзовемся с безмолвных планет,

И на поле сойдем,

Не мечтая уже ни о чем,

Ты — весенним дождем,

Я — сквозь ливень глядящим лучом.

Если звон раскачать,

Если колокол светом налить —

Невозможно молчать

И нельзя ни о чем говорить.

Только, небо кляня,

Только, тленную землю любя,

Будет отблеск — меня

Излучаться сквозь отзвук — тебя…

1983

* * *

Опадающий лес

Тяготеет к осмысленной речи,

Вот он высказан весь —

Бессловесно, и выразить нечем

В человечьих словах

Этот страх, в холодеющих мыслях,

Только смертное «Ах» —

Расстающихся с разумом листьев…

Речь древесных богов

Так невнятно течет, не сбываясь,

В ней соседство слогов

Так понятно, в слова не сливаясь,

Здесь один за другим,

Спев по ноте, уходят хористы,

Оставляя нагим

Вечереющий зал серебристый.

Все темнее в лесу,

Но в осеннее косноязычье

Я светильник внесу —

И душа свое Слово разыщет…

1983

* * *

По коленчатым проулкам,

По кружащим площадям —

Все-то сроки проаукал,

Зим и весен не щадя,

Все-то звал одну на свете,

Да ни отзвука — в ответ:

Ах вы, крыши, не трезвейте,

Ведь ее на свете нет.

Так и стойте, запрокинув

В небо белые дымы,

Из хмельных своих кувшинов

Наполняя чашу тьмы…

1983

* * *

Господь окликал — то с угрозой, то ласково,

Тянуло к запретному, голос ломался.

Адамово яблоко с дерева райского,

На свете со сломленной совестью майся.

Лишь руку протянешь — и небо закружится,

Протянешься дальней дорогой для встречных,

И ужас — меж ребер, и в голосе — мужество:

Ты смертный и сильный — средь слабых и вечных.

Ты — клад недоступный, лес черный и девственный —

Адам, познающий себя и висящий

На кедре Ливанском, на елке Рождественской,

Средь сотен стеклянных — один настоящий.

На кедре, на дубе Мамврийском, на яблоне —

На хрупких ветвях, на руках материнских,

Где надпись вины трехъязычная набрана

Руками бесстрастных типографов римских.

И в каждый апрель, как пушок возмужалости,

Из тел невоскресших трава выбегала,

И голос ломался — в угрозе и жалости,

И жизнь вожделенье во влагу влагала,

И мрак, осекаясь, рождался средь речи,

Небес кровяными тельцами играя,

И голос ломался — в разлуке и встрече,

Но дух не сломился, всегда умирая!..

1983