Поэмы

Средь войск земли — благословенна будь,

До неба ростом — армия морская!

Тысячекратно преграждая путь

И снова беспрепятственно впуская,

Поешь: «Воскресни — и из тучи пей!»

И вновь — у губ, и вновь свистишь поодаль…

Бубенчики распавшихся цепей

И путы с неба спущенной свободы!

Когда в гробницу страха жизнь легла,

Когда безумье было облегченьем,—

На ум, как на спаленные поля,

Вы низошли пророческим реченьем!

Вы пели властно, к вечности будя,

У времени на густохвойных склонах.

Спою и я, за струями следя.

И терем без единого гвоздя —

Да будет крепче кровию скрепленных!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Был вечер густ. Играл бессонный Рихтер.

И, выйдя в мелочь свежего дождя,

Суть музыки запамятовал Виктор.

Она взошла в сознанье погодя —

Когда во всю ревущую длину,

Устав от запахов вокзальных, поезд

Обрушился в вечернюю волну —

И пел, во тьме мелкопоместной моясь.

И в тамбуре мелодию одну

Зрачки твердили, станции встречая.

И в ней стакан недопитого чая,

И лишний, осчастлививший билет,

И дама, поводившая плечами

От скуки, и концерты прошлых лет —

Кружат весенней сорванной листвой,

И каждый лист — живой в многоголосье,

И длится равновесья торжество,

Как чудо в их нахлынувшем хаосе.

И это — Бах и музыка его…

…Одиннадцать мелькнуло полустанков.

Шлагбаумы с расцветкой арестантов

Впускают поезд. Виктор видеть рад,

Как на плакате два бойца из танков

Встречают прошлой осени парад.

Дождь, бывших пассажиров подхватив,

Как опытный носильщик чемоданы,

Уносит их. И в суете мотив

На станции сиротской долгожданной

Теряется, свой скользкий луч скрестив

С березовыми мокрыми ветвями.

И Виктор ищет, шевелит бровями,

Но нет — не вспомнить. И темно притом.

Здесь только пьяный хвалится правами,

Да туча ловит мир открытым ртом.

И свет заката тает восковой,

А через рощу путь еще не близкий, —

Да ну его, мотив. Ведь не впервой.

Ведь он не паспорт: выбросишь без риска…

…Большим плащом накрывшись с головой,

Уходит Виктор в воинскую чащу.

…И жизнь с дождем несут сквозь лес журчащий

Его, как полуспящее дитя

Отец усталый, засыпая, тащит…

Забывшись, словно медленно летя,

Он шел меж веток, не заметив, как,

Мелодию тропинки прерывая,

Фонарь в дотоле незаметный мрак

Вонзился и сгустил его, кивая

Дубов косматых тенью. Лай собак

Прошел, как дрожь, по утреннему лугу.

И вдруг, подобно вспугнутому кругу

На камнем растревоженной воде,

Расплылся бас: «Привет душевный другу!

Здорово, Виктор! Пропадаешь где?»

Дождь, пробуждая, падал на лицо…

Всмотревшись, он вскричал: «Откуда, Яков?» —

И под навес на ветхое крыльцо

Взошли.— «Во всем и всюду одинаков,

И сызмальства считаясь подлецом,

Ты опоздал часочков этак на семь…»

— И на крыльце запахло пятым классом,

И окриками школьного двора…

— «Вчерашним чаем эту полночь скрасим!» —

— «Я так подумал — дверь открыть пора…»

…Возня с замком, каникулярный смех,

Скрип, запах чая и сырой фанеры.

— «Полдня в кустах скрывался ото всех,

И только ливень действовал на нервы.»

— «Переоденься. Не соболий мех,

Но рубище, достойное дервиша…»

Строй дождевой маршировал по крыше…

— «Так от кого ты прятался? Ответь!»

— «За стенкой кто? Соседи? Можно тише?»

— «Там Васька. Расхрапелся, как медведь.»

— «А, это тот, что восемь лет назад…

Он жив еще?» — «Как слышишь.» — «Снова стонет?

Он, видно, жизни и во сне не рад:

По крикам судя — и горит, и тонет…»

— «Что ж, получил по долгу службы, гад…

Так что ты? Не по этому ли делу?»

— «А разве так не видно? Не в беде ли,

Ушедши из дому, под ливнем ждут,

Пока душа не отсыреет в теле,

Глядясь в стекло стекающих минут?

А в чемодане — шесть любимых книг,

Электробритва, рижский хлеб и вафли…

Сидишь — и поджидаешь каждый миг

Гостей незваных… Ну скажи — не граф ли?»

— «Так ты боялся, чтобы не настиг

Тебя закон карающий на даче,

Притом не на твоей?» — «Могло б иначе

Все обойтись, не так, как в прошлый раз…

Я верю в Бога, только не в удачу.

Два года ссылки. Бог от срока спас…»

…Вдруг свет погас. Тогда в беседу их

Включился дождь, безмолвно-говорливый,

И от его признаний Яков стих

И сидя задремал, почти счастливый…

…И был рассвету дорог каждый штрих

Дождем густым расчерченного сада,

И он решил: художнику не надо

Мешать, а рядом тоже места нет —

И за садовых влажных туч ограду

Он скрылся, седоватый сея свет…

— «Я утром, дом разыскивая твой,

Названье слышал — «воинская роща»…

Неужто там, прикрытые листвой,

Стоят ракеты? Объясни попроще»,—

Спросил, очнувшись, Яков, чуть живой

От сновидений тягостных без счета.

— «Там, кажется, в войну стояла рота,—

Василий врал.— Не помню уж сейчас.

Иль просто так — назвали в честь кого-то:

Помещика… Пошли туда, как раз!..»

…А дождь к утру немного отдохнуть

Намерился, друзьям предоставляя

Свою замену мелкую и путь

В глухом лесу, хранившем запах чая.

Им воздух и теснил, и полнил грудь

Предчувствием полетов небывалых,

Им жизнь в сменяющихся покрывалах —

В зеленых, голубых — входила в кровь

И пела им, как могут на привалах

Петь воины очищенных миров:

«Средь скал и садов твоих —

      Как вихрь,

      Олени, олени!

Сквозь сорок слепых поколений —

Ты сердцем лови их!

Здесь — полночь и полурассвет:

В родстве с глаголами вещих,

Там — дети убитых, воскресших —

В сияньи, в игре, в торжестве!

Прислушайся и пойми —

      В семи

      Свечах

Твой фитиль зачахший

      И воск

      Твоих войск

      Зажжен

Моленьем мужей и жен —

И пламя вскипает в чаше!

Кому во врата вступить—

      И солнечной крови

У мертвых веков в изголовьи

      Горстями испить?

Средь скал и садов,

Средь оленьих следов —

От света миров замри!

Там луч, не ломаясь, длится,

Там грозных Ангелов лица —

      В границах

      Новой Земли!..»

1976

«Мой дом — бесконечность»

Снег таял, над страной огромной

Сочился с крыш, а возле нар,

Внизу, скопился лужей темной

И людям кровь напоминал.

Но он ее с земли смывал,

И лишь в горах взгремело звонко —

И снежно-каменный обвал

Убил бежавшего ребенка…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

…Их четверо, средь них витает

Дым сигарет и рой теней,

И каждый об одном мечтает —

Поговорить наедине

С другим. Вино на самом дне,

И льдинкой будущее тает.

Они сошлись к какой-то дате,

И каждый свой язык стерег,

И каждый знал, что здесь — предатель,

Подозревал двоих из трех.

И встретились они некстати:

Здесь крест трагических дорог

Стальным гвоздем скрепиться мог.

И с каждым вздрагиваньем лифта

Их в дрожь бросало, четверых,

И зарождалась не молитва,

Но неосознанный порыв

В их душах.— Прочь из этой темной

Поры тянул и к смерти звал…

Снег таял над страной огромной,

Сочился с крыш и кровь смывал.

И каждый видел два — враждебных,

Одно — любимое лицо.

В слепом преддверье дней судебных

Оно пленительной пыльцой

Пчелиной памяти казалось.

В слепом октябрьском саду —

Одна нетронутая завязь…

И в улей смерти рвался дух —

Влететь негаданно и круто,

С амброзией внезапных слез,

С последними словами друга,

С которым верил, плакал, рос.

Но даже это не сбылось…

Внезапно обрывался выдох,

Нежданно обжигался вдох,—

Смешенье жизней — не разбитых,

Но тьмой растертых в порошок,

И голоса ослепших скрипок

Над крематорием надежд…

Как снег на крыше густ и свеж,

Как на земле от крови липок!

Кто нас судом неправым судит?

Он черен, зорок, нераним.

Он обрывает нити судеб,

Мы все виновны перед ним.

Кто братьев выстроил в колонну?

В тюрьму, на муку и во тьму

Они идут — по-одному,

По тысяче и миллиону.

1976

«Мой дом — бесконечность»

Вступленье

Еще ни брата, ни врага

Не ведал я: был сумрак тих,

Но, как ребенок, выбегал

Творенья свет из глаз моих:

Секунду кленом пред грозой

Стоял он с видом новичка,—

Ему стал узок горизонт,

И он шагнул за грань зрачка.

Я так хочу его собрать,

В душе, как птицу, запереть,

И лет мне нужно тысяч пять,

А дни сокращены на треть,

Но в эти злые времена

Я лес и небо повстречал,

И верой мысль опьянена,

И я, как ты,— лицом к лучам!..

1. Детство

…Дух заблудился и скорбел,

Дрожал в пути меж «да» и «нет»…

Паденье. Тело. Колыбель.

Американский континент.

А чтобы мальчик не скучал,

Ему картина удалась:

Художник света и луча —

На сто ключей открытый глаз!

И сад, и мельницу, и луг,

И драгоценных рек металл

Он заключал в прекрасный круг,

И краски браком сочетал…

2. Урок истории

…Его учили в те года,

Что цел поныне римский мост,

Но в нем нуждались не всегда,

И по воде ходил Христос.

Хоть миновали сотни лет,

Но с этим каждый был знаком.

А как ему преодолеть

Межзвездной тяжести закон?

И каждый атом нес печать

Непостижимого Творца…

Он ждал чудес. — Но как начать

Служенье — в Храме без конца?

И как заставить петь — язык

Простых веществ? И как вдохнуть

В слепое — свет?.. Звучал призыв,

И он ступил на новый путь…

3. Озерная школа

…Старинной Англии холмы,

И дни — как замки у дорог,

И распрямление зимы —

Как детства раннего урок.

И, вместе с Кольриджем творя

В воздушной школе у озер,

По первым строчкам букваря

Скользил его рассветный взор,

И раскрывался снов секрет:

Покуда жив — понять спеши,

Чтоб навсегда не умереть,

Что мир — метафора души!..

4. Братья

…Он чьи-то взоры ощутил —

И оглянулся: на него

Смотрели Жители Светил

В поруке неба круговой.

Слепил Платон сверканьем слов,

Ввергал Шекспир в крутой восторг,

И разрывал завесу снов

Великий мистик Сведенборг.

И в жарких залах зрелых лет

Он громко говорил о них —

В их круг воспринятый поэт,

Наследник, брат и ученик…

5. Хвала

…О миг, застывший в полноте,

О мысль безмерная моя,

О берег пляшущих детей

Для тленных лодок бытия!

Пусть миг за мигом исчезал,

Пусть век вселенная спала,—

Ее проснувшимся глазам

Открылось, как она светла!

Как пыл воюющих морей,

Всевидящий, сгущенный глаз —

Она из памяти моей

Твореньем новым излилась.

И Ты, Отец, к стране иной

Меня провел сквозь этот мир,

Ты дал мне пить любви вино

И хлеб страданий преломил,

И я, смешав хвалу и грусть,

Губами луч зари ловлю:

Я ухожу, нет — остаюсь!

Я умираю, нет — люблю!..

1977

«Мой дом — бесконечность»,

«Из восьми книг»

Александру Вустину

1. Проповедь Будды

Когда он боролся с последним лучом,

С последними трелями птиц,—

Архатам, в смирении падавшим ниц,

О чем говорил он, о чем?

Когда великий Будда гасил

Свеченье своей души,—

Закрыв глаза, из последних сил,

О чем он шептал? — «Спеши

Рвать зренья верви, и вырви вкус,

Ушам и глазам не верь,—

Мирам не внявши, я запер дверь

И к призракам не влекусь.

И ты от иллюзий беги, ученик,

От чувств отрешись и ты,

Чтоб вслед за мною и ты проник

В беспечальный мир пустоты.

И птиц, и бабочек много вокруг,—

Их сотни в скорби немой

Слетятся — оплакивать холод рук

Того, кто и не был мной!»

2. Отлучение

…Полны решимости ученики —

Они идут на собор,

К сиянью звезд совершенством близки,

Во всем довольны собой.

Один Ананда смотрит назад,

Вздыхает с тайной тоской,

И чем-то делится с садом, с рекой,

И рвет в пути виноград.

— Не ты ли отшельника чистый покой

На тревоги миров променял?

О чем ты беседовал с садом, с рекой?

Что с грустью глядишь на меня?

Не дрогнут лица, и взгляд наш чист,

Нет места средь нас таким…

Ананда! Общину святых — покинь,

Страстям — у лозы учись!..

А время оленем бежало от них,

Гора безмолвья цвела, велика,

И стаей невиданных птиц цветных

На Запад неслись облака…

3. Жалоба

— Вот я, Ананда, теперь говорю,

А ты не слышишь меня…

С тобой, Учитель, я пил зарю,

Вдыхал бессмертье огня.

И ты другому меня учил,

Чем их, на восходе дня…

Теперь собор меня отлучил,

А ты не слышишь меня.

Ты зренье вырвал, ты слух замкнул,

Ушел за пределы бед.

В рыданьях я подхожу к окну:

Темно. И тебя в нем нет…

— Так пел Ананда, и плакал всласть,

И в смерти — любви искал…

Внезапно третий открылся глаз,

Над небом и бездной обрел он власть,

Взлетал на высоты скал,

Повсюду дух его проникал,

В прошедших веках витал,

И бабочек сотни слетались к рукам,

И пили жизни нектар…

4. Собор учеников

…Согнувшись под тяжестью, нес Собор

Учения драгоценный груз,

Но все молчали: сами собой

Слова не слетали с уст.

Был словно отнят словесный дар,

Как белое облако — у журавля,

И тех, кто от змей не страшился вреда,—

Молчанья яд отравлял.

И вдруг, будя и смиряя страх,

Раздался голос, сияющий лаской:

«Я слышал, как Будда сказал в горах,

Вблизи Раджагрихры, столицы царской…»

Ананда! — Изгнанник, собрат орлов,

Со скал взирающий благосклонно,

В садах Трипитаки, в лесах Канона —

Садовник первых священных слов!..

И все содрогнулись — и пали ниц,

Услышав ожившее слово Будды,

И тотчас взлетели, раскрасив чудо,

Тысячи бабочек, сотни птиц…

5. Проповедь Ананды

— Нектаром течет Учителя речь,

И проповедь высока и чиста,

Но как же к Ученью народы привлечь?

Как сможем прервать увяданье листа?

Я Буддою, словно лозой, обвит:

Чтоб слову Учителя внял народ,—

Придайте храмам блистающий вид,

Пусть путы зренья народ порвет!

Чтоб звуков сонм на душах не вис,

Чтоб разум целить от словесных ран,—

Введите в храмы певцов и певиц,

Да будет музыкой полон храм!

Ликует Будды бесстрастный дух,

Светясь в улыбке своей золотой,

Умерщвляя музыкой — слух,

Исторгая зрение — красотой!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Сотни бабочек, тысячи птичьих крыл —

В миллионы сложились гримас,

И Учителя ученик затмил,

Над его ученьем глумясь!..

1979

«Мой дом — бесконечность»

1. Сумерки

…Торопишься всегда. Из всей дороги

Запомнишь два рассерженных лица,

Прикосновенье липы-недотроги,

Китайскую свирепость электрички.

Цыганка-память, как монистом ни бряцай,

Как ни гадай, как ни пляши в вагоне,—

Не вспомнишь больше. Разве голос птички,

Назад зовущий. Только — он утонет

В неодолимом разногласье звуков

Мечтами переполненного дня,

И знает город: ничему не сбыться.

В нем римской ратью напряженных луков

Застыли провода. Его кляня,

Душ тысячи — с собой покончить, спиться,

Насилье совершить спешат. И вот —

Мечтаний клад при близком рассмотренье

Становится лишь ящиком невзгод,

Ларцом Пандоры…

Со святым Андреем

Хотел я встретить солнечный восход

На Галилейском озере. Но дожил

До тьмы — разжалась крепкая рука,

И в ночь скатились грохотом горошин

Все страхи, все надежды, все века…

2. Рассвет

…Я убежал из дома на последнем,

На пригородном поезде ночном,

И полустанки в упоенье летнем

Меня поили ивовым вином.

Я долго шел, как пьяница, сквозь поезд

Полупустой, но спящим не мешал,

И так просторен воздух был и порист,

Что в каждый луч могла войти душа

И там остаться, строя мирозданье —

Свободное, понятное, свое…

Земля и небо, рока нарастанье,

Сцеплений неуемное нытье —

Составили большую ночь июня,

И после вспомнить было мудрено —

Какая ночь? Рожденья накануне,

Иль смерть уже сыграла в домино

Белесых звезд и черноты акаций?..

Но надо было выйти на перрон

И с незнакомым городком свыкаться,

Как в обмороке — с мессой Кальдерон…

Заря. Уподоблений всевозможных

Собрались толпы в глубине души.

И все ж рассвет был вовсе не художник,

Деревья выявляющий в тиши,

Не музыкант, весь мир — за нотой ноту —

Переводящий в слух из ничего,—

Он на себя иную брал заботу:

Он был свободой и печалью Лота,

И в нем Исхода было торжество…

3. Полдень

…Подобно сливкам в глиняном сосуде —

Лениво, мутно, уходя в себя,

Качался полдень. В нем качались люди,

Базарные прилавки и судьба.

Худая бабка взвешивала творог,

А рядом кот со скуки помирал,

И пьяный грузчик, словно лютый ворог,

Горящим взором рынок озирал:

— «Торгуйте, псы, торгуйте, сколько влезет,

Ничьей вины не буду разбирать,—

Дождусь я часа! Мало вас повесить,—

На живодерне шкуру с вас содрать!..»

Но одному ему и было дело

До всех других. Взойдя на крышу, он

Глядел, как рынка скорченное тело

Лучами попирает небосклон.

Не знаю — наяву или во сне я

Там время обретал или терял,

И все же это было не страннее,

Чем жизнь. Глухая ругань бытия,

Переговоры о продаже плоти,

Сухие добродетели в развес…

Но разум — царь, и создает в природе

Лишь то, в чем видит тайный интерес.

В чем разница меж сном — и наблюденьем

Над жизнью притягательно-чужой,

Меж громовой утратой — и владеньем,

Меж опустелым рынком — и душой?..

4. Вечер

…Совсем по-братски — наступавший вечер

Просил на выпивку и следом шел,

Темнея. Откупиться было нечем,

И клену стало вдруг нехорошо,

Он заслонился тысячью ладоней

От сумерек, идущих напролом,

И понял я: мы все сейчас утонем

Во тьме незнанья, вон за тем углом,

Поскольку до затменья не успели

Пройти по миру и трехсот шагов…

Уже над нами все планеты пели

В гордыне Птолемеевых кругов,

Вдруг — резкий альт: «Подонки! Подлецы!

Втроем! Да вы смотрите — сколько крови!..»

Толпа. Упавший наземь мотоцикл.

От этого виденья не укроют

Ни звезды, ни вселенная, в душе

Обретшая последнюю реальность.

Толпа и кровь. Милиция. Уже

Необратимо. Девочка нашла нас

Не в ночь веселья, но в последний миг,

Когда пред нею занавес закрылся:

В нас изумленный взгляд ее проник —

И, вспыхнув, навсегда остановился.

И ночь остановилась, не держа

Ни дома, ни листа в своих объятьях,

И шла по звездам девочка, дрожа,

В зеленых, красных, как планеты, платьях…

5. Ночь

…Ты вновь на цирковой ступила трос,

О Ночь, мой падший ангел темнолицый,

Меня чрез бездну поезд перенес —

Чрез тартар сожалений, стонов, слез

Тех, кто не смог прорезаться, родиться,

Чтоб хоть крапивой в поле прорасти…

Я знал: с живыми надо примириться,

И ради них остаток сна спасти

От страха…

На перрон слетела птица,

И он дрожал у Господа в горсти…

1981

«Мой дом — бесконечность»

1

Я до одиннадцати лет

Не ощущал, что полон крови

И что она течет во мне.

Лишь на гвозде иль на стекле

Разбитом — было мне не внове

Ее встречать. Когда камней

В меня впивались острия

На обомлелом белом пляже,—

Я отирал ту кровь, и даже

Не понимал, что кровь — моя.

В одиннадцать — иль чуть попозже —

Я голос крови ощутил,

Вернее — хоровое пенье,

Смешенье мужества и дрожи,

Грозу невспыхнувших светил,

Багрово-злой цветок репейный.

В ее немирном многозвучье

Расслышал шепот я. Он звал

Туда, где бил Девятый Вал.

Повиноваться — было лучше.

Меня тянуло на задворки,

К цыганам, пьяницам, ворам,

В тягучий пригород пустырный.

Там темных судеб запах горький,

Истошный пляс по вечерам —

На лад настраивали лирный.

И было странно, что живу

Среди придурочных и умных,

И сказочный пройдоха — сумрак

Закат распарывал по шву…

2

…И там я встретил старика.

Старик на камне возле стога

Сидел и трубочку курил.

Он улыбнулся мне слегка:

Знакомство требует предлога.

Чтоб встречный душу отворил —

Порой достаточно кивка,

Порой — бессмысленной улыбки:

Леска сверкнет, и клюнет рыбка,

И вам любая даль близка.

Но в старике все было странно:

Он знал — кто я, и где живу,

И, подмигнув шакальим глазом,

Мои рассказывал мне тайны:

Что было сном, что — наяву

Со мной стряслось,— его рассказом

Внезапным, хлестким становилось.

Светило красное зашло.

Дыша тревожно, тяжело,

Как роща, мрак в округе вырос,

А он меня не выпускал

Из колкой сети ожиданья,

И голос жесткой хрипотцой

Грозил, удерживал, ласкал,

Смешил и приближал к рыданью,

И тополиным на лицо

Ложился пухом, сединою —

На голову, кружась… И вдруг

Разгадка мне стеснила дух:

Он — это я!.. И нас — не двое…

3

…И в этот миг взошла Луна

И превратила в сердце камень —

Несчастный стариковский трон.

И я увидел, что полна

Окрестность ночи — стариками,

Собак пасущими. Шатром

Над ними сумрак раскрывался,

И посреди бесцветных трав

Был камень, как рубин, кровав,

И запоздалый посвист вальса

Взлетел из гаснущих окон,

Сошел на землю, огляделся

Средь своры хищников ручных:

У самых одряхлевших, в ком

Уже светилась радость детства,

Из-под оправ очков стальных

Слеза горючая упала

На лунный кратерный пустырь.

Комет огромные хвосты

Мелькали в небе. Камень алый

Стал сердцем ночи — и дрожал

От лая, окриков хозяев,

От страха звезд, глядящих в глушь.

Луна в порыве мятежа

С огнем вбегала в сырость залов

Дворцовых — в холод бледных душ,

Повелевая стать собой,

Вернуться в огненную юность…

И бесы полночи проснулись,

И к сердцу шли на водопой!..

4

…Я голос крови ощутил,

Сливавшийся с хоралом травным,

С полуночным пыланьем лиц,

С шуршаньем медленных светил —

И с каждым духом своенравным,

Забывшим даль, избравшим близь,

Обличье выбравшим земное,

Из галактических прорех

Влетевшим в Полночь, как в ковчег

Земли — единственного Ноя!..

О — Полночь шторма, течи, крена!

Горела кровь и пела кровь,

Была Земля — глубокий ров,

Ее с надзвездной точки зренья

Непадший ангел подглядел —

И усмехнулся, холодея

В своей надменной чистоте:

На дне колодезном, в воде

Забвенья, где душа и тело

Дрожат в преддверье ста смертей,

Где смысл безумен — кровь поет

И плачет. Кровь поет и плачет!

И Ночь — чернейшая из прачек —

Плоть, как белье, о волны бьет!..

Я голос крови ощутил —

В одиннадцать иль чуть попозже,

Он строил царство пустоты

Меж глазом — и тропой светил,

Меж ветром полночи — и кожей,

Меж сном — и днем, меж «я» — и «ты»…

Был мир отныне расчленен:

В ту ночь, соединиться силясь,

Мне в черном воздухе открылись

Мгновенья гимн — и стон времен!

1981

«Мой дом — бесконечность»

I

— Не надоело вам жить вдалеке,

Люди и вещи? — Придвиньтесь поближе,

И пусть вас душа голодная слижет,

Как черную баржу — туман на реке.

Зрачок, разрастаясь во тьме эпохальной,

Метанья, кончины и страсти вбирай!

У Бога на острие пера —

Шарик синий, значок музыкальный:

Над нотной бумагою Млечных Путей

Повисла Земля, как чернильная капля,

Зрачком отражая скрещенные сабли

Комет проносящихся, судеб, смертей.

И Ангелы нас оставляют одних,

Крича, разлетаясь в растущем все шире

Зрачке псалмопевца — чернеющем мире,

Над озером встреч и прощаний ночных…

II

…Тьмой оглушенный сосновый сонм,

Звезды над озером, в озере — месяц,

Жизнь холодела, над водами свесясь

Оторопелым бессонным лицом.

Так вкруг меня этой ночью сошлись

Прошлого невозвратимые звезды,

Сосны отчаянья, смолкшие грозно,

Тонущая, беззащитная высь…

Страха и свежести летний очаг.

Трое прохожих, исполненных боли…

С ними расчерченную судьбою

Ночь проводил я в случайных речах.

Так, появляясь один за другим

На перекрестке моих сновидений,

Трое исчезли… Огромные тени

Бросил рассвет, и рассеялся дым…

III

…Пока я забвенье из озера пил,

Металась Луна, как преступная совесть.

Вдруг некто окликнул меня. Это был

Полночный матрос, опоздавший на поезд.

— Эй, кто там у берега — тень? Человек?

— Такой же, как ты,— я ему отвечаю.

— Ну, если ты тень,— подымайся наверх —

Тут звезды и термос остывшего чаю…

А впрочем, я был человеком сперва…

— Я слушал его, поднимаясь по склону,

И пепельной масти ночная трава,

Ложась под фонарь, становилась зеленой.

— В Египте служил на торговых судах…

Там денег — не счесть, мы играли по крупной.

Все блага вселенной нам были доступны,

Но пахло пустыней в плодовых садах.

Ночные дома, ювелирные лавки,

Меж бурей и пристанью — в пляске кружись!

Но вот — стосковался по дому, по травке:

Вернулся — и пропил никчемную жизнь…

Но вечно со мной этот сон, что приснился

И в древнюю, страшную впутал игру.—

Причина одна: не дорос я до Сфинкса,

А после него — все так мелко вокруг…

От озера веяло Александрией,

Всей пряностью порта в последний приезд,

И мы о судьбе и о снах говорили.

Но вдруг, среди речи, он встал — и исчез…

IV

…Озеро вздрогнуло. Кто-то еще

Вышел — взъерошен и ростом низок:

Дикий, прикрытый рваным плащом

Сельской глуши шекспировский призрак.

— Эй, ты куда? — Да пусти ты, к воде!

— Грязно у берега. Хочешь напиться?

— Просто… Не встретил… Добрых людей.

Просто… Не встретил. Хочу утопиться.

— Как так — не встретил? В жизни? Нигде?

— В жизни встречал. Но сегодня — подлый

Выдался день. Не нашлось… Людей.

Я не напился. Никто не подал…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Ты представляешь? — Она бежит

Вниз по откосу… Я оглянулся…

Боже! Там… Скрежет. И — нет… Души.

Целый состав об нее… Споткнулся.

Ты представляешь? Застыл… Весь мир!

Целый состав нашей жизни. Целый…

Встал — и рассудок мой надломил.

Год пролежал я в больнице. Весь белый,

Вышел оттуда… И — нет… Души.

И не узнаешь — сама ли… Случайно…

Люди пройдут — подбросят гроши…

— Месяц надменно играл лучами,

Воды печально чертили круг…

— А ночевать удается где-то?

— Просим у Бога бабьего лета…

Недосказав, исчезает вдруг…

V

…Облако в озеро спать улеглось,

Дремлют стволы. Только душам не спится.

Стук по камням — это в сердце стучится

Мальчик-суворовец, третий мой гость.

Месяца свет в наговорной ночи,

Жутко близ озера — сонного глаза.

Скорбь от простого, как травы, рассказа

Ветви качает. Мы долго молчим.

…Двор, коридоры, и детского дома

Запах — карболка. Чужбина. Карбид…

Пахнет полынью. Светлеет. Знобит.

Речи тепло, и плеча, и ладони.

— Девочка. Вместе росли. Вечер вальса…

Нынче приехал… Дверь открывается —

И оказалось, что я — ни при чем…

Лес уплывает, звезда забывается,

Голову мне опустив на плечо.

Чтобы успеть, покуда темно,

Мы в слюдяные, лунные воды

Входим. Дыханье спирает у входа.

Холод небес. И песчаное дно.

Сосны со свода загадочно смотрят,

Как погружаемся, тихо плывем

Мимо созвездий расплывшихся, мокрых

С мальчиком — или с Луною — вдвоем…

Так, появляясь один за другим

На перекрестке моих сновидений,

Трое исчезли… Огромные тени

Бросил рассвет, и рассеялся дым.

VI

…Озеро, круглый зрачок тоски,

Робкие речи и кроны вместивший,

Вместе со мной созревай и расти.

Тихо в ночи, но под утро — тише:

Век бесприютный убийственно тих

С каждым рассветом. Но он не нарушит

Шелеста рощи. Лишь горе, как стих,

Льется, в зрачке отражаются души.

Властно расти, не давай ни одной

Ни потеряться, ни заблудиться!..

…Взгляд облекает озерной волной

Ветер страны безутешной, родной,

Судеб, смертей и рассветов единство…

1981

«Мой дом — бесконечность»

    В конце 1918 года об этом происшествии писали все газеты. Потом его заслонили другие бурные события того времени.         
    Без вести пропавший солдат Первой мировой войны многократно являлся во сне своей невесте с просьбой о помощи. И она, вопреки всеобщим уговорам, отправилась на поиски.

I

…Мир бедствий, приоткрытый для чудес,

В сырой темнице — запах яблонь райских,

Во мраке ада — проблески небес,

Среди могильных плит — слова о ласках…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

— Чудес нам, Мерна, видеть не дано…

— Как так? А белый наш костел на горке —

Не чудо ли? И вот еще одно:

У самых сладких яблок — привкус горький.

Как раз под осень будет их полно!

Так жить бы век, и дней других не знать бы,

Лишь яблочное пусть горчит вино.—

У нас еще три месяца до свадьбы…

II

…Русский царь сбирает рать

С немцами на драку:

Хорошо ли умирать

В том бою поляку?

Нам венчанья не видать

В месяц желтых листьев…

— Светлой Девы благодать

Над тобой, Станислав!

Скоро ль свидимся, иль нет,—

Только знай, что Мерна

Пред крестом дала обет

Быть навеки верной…

III

…О черные полгода —

В молитве о письме!

Уж на полях — свобода,

Уж Польша — не в тюрьме.

Но нет, не это в мыслях:

Полночная Луна

Твердит, что жив Станислав,

Что Мерна — не одна…

IV

…Огонек свечи под сводом

Вспыхнул — и погас:

Вот ее Станислав, вот он —

Снится в сотый раз!

Яркий, страшный сон всегдашний

Под собачий вой:

В замке под упавшей башней —

Погребен живой!

Пролил, весть немую выслав,

На сердце росу:

Я приду к тебе, Станислав,

Я тебя спасу!..

V

…Ксендз выслушал, качая головой:

«Здесь нет особого секрета.

Хоть умер он,— у Бога он живой,

Там все живые — в Царстве Света…»

Но знает Мерна: сон ее не лжив.

И тихо из родного края

Уходит вдаль, чтобы того, кто жив,

Найти, всечасно умирая.

И каждый, кто в войну от слез ослеп,

Чье счастье оборвалось круто,—

Выносит воду, подает ей хлеб

И рад, что нужен хоть кому-то…

Десятки замков на ее пути —

И все на сон тот непохожи.

О, только б выжить, выжить и найти…

Так, верно, Ты нас ищешь, Боже!..

VI

…На юге близ деревни Злота

Старинный замок тоже есть.

Ее остановило что-то,

Дошла невидимая весть.

Два года веры и скитаний,

Два года — явь под властью сна…

— Германцы тут стреляли, пани,

И башня рухнула одна…

…«Сошла с ума» — одно в их мыслях,

Ей никого не убедить…

— О, сдвиньте камни! Там Станислав!

Как мне его освободить?!

Кто со слезами, кто с усмешкой —

Стоят, немотствуя, толпой…

О Мерна, будь сильна! Не мешкай!

Святые Ангелы с тобой!..

VII

…Как в детстве, мы снова стоим и молчим,

С ним за руки крепко держась.

От камня он в сумраке неотличим,

Лишь солнце исходит из глаз.

— Хозяева ль замка ко мне так щедры,

Хоть нет их на свете давно? —

В подвале еще не истлели сыры,

И в бочках не скисло вино…

— О нет, мой любимый! Один только щедр —

Тот, с Кем ты два года вдвоем,

Кто всем обладает — от высей до недр,

Кто в небе — и в сердце твоем!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Мир бедствий, приоткрытый для чудес,

В сырой темнице — запах яблонь райских,

Во мраке ада — проблески небес,

Среди могильных плит — слова́ о ласках…

1994

«Мой дом — бесконечность»