|
|
| | |
Из книги «Интервал и ступень» (1987–1988)
* * *
Высокопарны слог и поступь
Мороза — трон ему готов,
И обрастает плотью остов
Воскресших зимних городов.
Фигурно-льдистыми ветвями
Земли обнявшие концы —
Стволы! Ничтожных нет меж вами,
Одни столицы и дворцы!
И мысли в правильные строки
Привольно строятся, как храм,—
Зимы бесценные уроки,
За смертность посланные нам.
1987
|
* * *
Как страшен темный зимний лес!
Надменный свод звезду уронит —
И мнится: времени — в обрез,
Умрешь — никто не похоронит.
Но к тьме присмотришься потом,
Проложенной пойдешь тропою,
И усомнишься: склеп иль дом —
Лес, небеса и это поле?
И только вспомнишь первый стих,
Одно лишь слово скажешь: «Отче…» —
И Бог не мертвых, но живых
Глядит в тебя из зимней ночи…
1987
|
* * *
Я не возьму назад ни слова,
Ни мига не перечеркну,
И вот мой день — во всю длину,
В лучах от дождика косого,
Единственный на всей Земле,—
Никто пройти не сможет следом.
И, хоть конец давно мне ведом,—
Я видел Солнце на заре!..
1987
|
* * *
Слыша дальние трели
Ласки, страсти и крови,
Друг на друга глядели
У Ствола Родословий
Простодушная Ева
И всезнающий Змий,
И у страшного Древа
Были листья — людьми…
Но в таком поколенье
Я уже — от Адама,
Что в его преступленье
Невиновен подавно,
Все забылось и стерлось,
Глухо заперта дверь…
Чей же слышу я голос,
Притаясь меж ветвей?
— Где же, где же ты, где ты,
Скрытый в лиственной гуще
Нарушитель Завета,
От ответа бегущий,
От горящего гнева —
В чащу к смертной судьбе?
Рай и Змий, грех и Древо —
Все навеки в тебе!..
1987
|
* * *
Начало возвращается,
В Начале все едино,
В Начало все вмещается —
Конец и середина,
Вновь на закате светится
Светлейший луч восхода,
Вновь память с детством встретится
В седые наши годы.
Начало возрождается,
Бессмертный — терпит муки,
Вновь к Древу пригвождаются
Любви святые руки,
И в зеркало Небывшего
Глядится лик Былого,
И слышно,— лишь услышь его,—
Творенья Первослово!
1987
|
* * *
…И Бог поставил полную луну —
В ночь Пасхи… И наполнил эту чашу
Святым вином, смывающим вину,
Тягчайшей мукой, радостью сладчайшей!
О полный диск Нисана в небесах!
Ты кровь волнуешь, ты зовешь к весенним
Ночным свиданьям — в дымчатых лесах,
Ты сводишь Смерть с влюбленным Воскресеньем!
1987
|
* * *
Кратко время земной любви:
От заката и до зари
Вечного Солнца.
От сгущенья души,
От ее погруженья в море —
До восхода Дня Невечернего,
Пробужденья от смерти.
И поэтому будем любить,
Ибо ночь на исходе,
И цветущий жасмин
Лепестки уронит
С первым лучом…
1987
|
* * *
У судеб в кровавой лавке,
Вся в черном, вдова Россия
Стояла поодаль от давки —
И ни о чем не просила,
Рассветных стихов и звонниц
Сжимая последний червонец…
1987
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
Молчание
Иисус молчал…
Матф. 26, 63
Бог, как странник, лишенный крова,
Города обходил ночами:
Кто поведает муки Слова,
Обреченного на молчанье?
В тяжком обмороке камней —
Бог, подземных глубин немей!
Но травинка грунт пробивает,
Немоту — голосок чуть слышный:
Это в новую ночь Всевышний
К нам единственным звуком взывает,
Самый ясный и самый целебный —
Звук, Согласный со всею вселенной!
Рядом — Гласный. И это — так много,
Что и птицы садятся на плечи.
Но взлетевший от Птичьего Слога
Ко святой Человеческой Речи —
Знает цену дарам и утратам:
Льдистым садом подернуты стекла,
И, чтоб Слово навеки не смолкло —
Он молчит пред Пилатом…
1987
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
Нигилисты
…Коль разбитый хрусталик — не склеить,
Нет от скорби и старости средства,
То, казалось бы, надо лелеять
Лед апрельский — и детство?..
Но кололи штыками. Бросали
В ров Молоха — глубоко, глубоко!
…Даже птица ценою в ассарий
Не забыта у Бога.
1987
|
Закат
Великанский конь пасется,
Грива — буйные леса,
Далеко, на самом Солнце,
Поселились голоса.
Так Земля на вольной воле
Щиплет неба синеву,
Мне молчанье хоровое
Объяснит, зачем живу.
Но рассказ закатно-труден,
Речь медвяно-тяжела,
И умолк лужайки бубен,
И пуста свирель ствола…
1987
|
Древность
Мелькает меж павлинных опахал,
Сквозь пестрые крыла,
Такая древность! В ней Адам пахал,
В ней Ева лен пряла.
И пробужденье было, как вино,
А сон — как молоко,
И было это все не так давно
И так недалеко.
А все происходило под Москвой,
В деревне Райский Сад,—
О первых строк безоблачный настрой,
О речки детский взгляд!
Мой день, мой Феникс, ты неопалим,
Но видят пепел смертные глаза:
Мелькают зори, кружится павлин,
И в рай войти нельзя…
1987
|
* * *
Пожатья воск жестокого —
Вся в жилках кисть листа:
Молю — полслова! Только бы
Не эта немота!
Убей — иль сразу смилуйся,
Нагрянув, как весна,
Чтоб строф рассады выросли
Из жизни, смерти, сна!..
1987
|
* * *
Лесного Солнца пряные коренья
В июньский воздух глиняно вросли,
Но Истина живет в кустах сирени,
В твоем саду, как и в лесу, вдали.
И ею полон каждый храм зеленый,
И мы пред ней в молитве умиленной —
Мы, дети Неба, пасынки Земли.
1987
|
Раковины
И отхлынуло море временное
Черных споров и зеленых драк,
И остались мы, как в годы Ноя —
Раковины на горах.
И века целебного алоэ,
И корицы благовест —
В нас шумят: о небывалое былое
Смытых волнами времен и мест!
Кто же вы, недавние? Не дети ли?
Весь в орехах — горный склон.
Безъязыкие свидетели,
Мы готовы стать стеклом,
Чей состав — песчаный прах.
Распадемся, не печалясь,
Чтобы в наших зеркалах
Вы с собою повстречались!..
1987
|
Давид и Орфей
О, близость мелодий!
Различья развей:
К единой свободе —
Давид и Орфей!
Единство воспело,
И нет уже двух —
Влекущее тело,
Провидящий дух!
Два слившихся диска
Побед и обид —
О тайна единства:
Орфей и Давид!
И сумрак, редея,
Пропустит рассвет,
Где нет иудея,
И эллина нет!..
1987
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
* * *
Из красной образности взрыва —
Порыва жизни — от начала
Ручья, забытого игриво,
Реки, забвенной величаво,
Петух на белом полотенце,
И хлеб и соль на мертвых плитах,
Как Солнце, одиноко сердце
Мерцает, кличет всех забытых.
О робость рощ в родстве апреля,
О скрытный и вечерний терем,
Где страсть — ко всем, с кем не успели
Сойтись, кто навсегда потерян…
1987
|
* * *
Таким и буду воскрешен —
Себя забывшим, обращенным
В июльский дождь, что громко шел
По радости кленовым склонам.
Нет, оправданья — не спасут,
Грехи — не помрачат удела…
Я не явлюсь на Страшный Суд:
Душа — пространство, ливень — тело!..
1987
|
* * *
Только чувства охлажденьем
В брачном круге торжества,
Нет, не бденьем — лишь паденьем
Вся поэзия жива.
1987
|
Голгофа
…Он рыб творил — из смертной дрожи,
Из пота — птиц лепить спешил,
А сам Адам был создан позже —
Из отлетающей Души…
1987
|
Воскресение
— Брат мой названный,
Звон со звонницы,
То, что празднуем,—
Как исполнится?
— Шли следом, иначе
Узреть не могли:
Три дня и три ночи
Был в сердце Земли!..
1987
|
* * *
Как душа воскресает, узрев,
Что весна и задворков, и улиц,
И ростков незаметных коснулась,
И столетних великих дерев!
Где б ни сохла, от ветра шурша,
Под какой бы стеной ни ютилась,—
Ветвь, в ответ на небесную милость,
Расцветает, бессмертьем дыша!..
1987
|
* * *
Душа — Мария, ученица,
Таясь, дрожа, как на охоте,
Вошла — и тела не находит,
Глядит — и видит Плащаницу.
И ей, как прочим душам: «Что вы
Меж мертвых ищете Живого?..»
Но — явь ли это, или снится? —
Крылатой, скачущей и пешей —
Нигде не виден ей Воскресший,
Везде белеет Плащаница,
И — на земле ль, на небе — снова:
«Во гробе сыщешь ли живого?..»
Но среди сумрачного сада,
Что Гефсиманией зовется,
Внезапно голос раздается:
«Тебе самой воскреснуть надо!
Исполни Псалмопевца слово,—
Живой да воспоет Живого!..»
И вот она встает из гроба,
В котором ей скитанья снились,
А в нем остались мрак и злоба,
И все внезапно прояснилось:
Душа отбросила покровы —
И зрит в себе Его, Живого!..
1987
«Мой дом — бесконечность»
|
Зори пред тьмой
Слышу: умер старик Смыслов.
С ним, соседом, мы были чужие —
Не встречались, хоть рядом жили,
Не сказали за жизнь двух слов.
Но пред тем, как сады зацвели,
Он на солнце стоял у забора:
«Лучший срок наступает! Скоро
Будет свадьба у всей земли!..» —
Так сказал он. И это слышал
Только воздух весенний да я,
А душа поднималась все выше,
Золотые секунды лия.
Лучший день! У меня — на восходе,
У него — на закате души.
Но и зори пред тьмой хороши
В набегающе-нежной природе.
Мы — наперсники этого дня.
Мне старик, умирая, кивает.
Он, чужой, вразумляет меня,
Что чужих на земле не бывает.
Боже Господи! Ты ведь знаешь —
Мы, как рыбы, дрожим на песке…
Для чего же Ты нас покидаешь?
Для чего Ты стоишь вдалеке?..
1987
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
Посреди реки
Кораблик нас по детству вез…
— Я вам, как истый россиянин,
Все объясню. Иисус Христос —
Он был, конечно, марсианин:
Пришел — и дал себя распять,
Чтоб всех уверить через чудо…
Ах, как сверкает эта гладь!
Но дует. У меня простуда.
Пойдемте в трюм. Так вот — евреи
Собрались срочно на совет:
Явился кто-то их умнее!
Про Марс они не знали, нет…
…Кораблик нас по детству вез,
И посреди реки весенней,
Как столп лучей, вставал вопрос
О жизни, смерти, воскресенье.
О, что решалось в этот час?
Но мы часов не наблюдали,
А речка уносила нас —
И унесла в такие дали…
1987
|
* * *
Я свет и тьму
Поднес к устам:
Как — одному —
Мне будет там?..
1987
|
Все выдохни
Я спал. Я был перед окном
Туда, где личности усопших,
Едва в реестры гор внесешь их,—
Гордятся, становясь огнем.
И я — за Фаустом, туда,
Где звезд овальные лимоны
В цвету! И в ноздри благовонно
Входила ближняя звезда.
Тут медным небо стало: «Стой!
Чтоб пасть в объятья силам высшим,
Все, что вдохнул, мгновенно спой,
Все выдохни четверостишьем!»
1987
|
* * *
В извивах случая — судьба
Скрывается иль водит,
Всего трудней найти себя,
А прятки на исходе,
Домой позвали облака,
А окна день глотают,
И солнце прячется, пока
До десяти считают.
1987
|
* * *
Ливнем настигнуты, духи полей
Стали уступчивей и тяжелей,
Между кузнечиков — млеющих рыб —
Каждая травка свой лечит ушиб.
Видится снизу крутая ладья —
Память подводной отчизны будя,
Туча плотнится,— земля, вечерей,—
Черной повязкой на смуглом челе:
Образ разбойничий, властный наклон —
К почве в упор, к небосклону углом.
— Эй, отвечай, батальон карасей,
Как ты от битвы скрывался досель?..
1987
|
* * *
Пройдусь дымком жасминным и смолистым
По краткой ночи этих вечных мест:
Мир по грозе Божественным единством
Вобрал меня и поместил в свой текст —
Не буковкой, но смыслом величавым,
В укор душе и в поученье травам,
И, жить отдельно не имея сил,
Я — плод, который небосвод вкусил.
1987
|
* * *
Время — счет в горенье пряток:
Врассыпную, кто успел,
Время — страсти отпечаток,
Невозможной в мире тел.
Оттого-то для обмана
Распрямляют или мнут
Этот вдох мгновенно-пряный
В соразмерный стук минут.
1987
|
* * *
О воздуха цари —
Деревья пресвятые!
Пробродим до зари,
Отбросим сны пустые:
Неспящий защищен
Кленовою десницей,
А что кому еще
Прекраснее приснится?..
1987
|
* * *
…А впрочем, лучше вовсе не решать.
Зайдем ко мне, я напою Вас чаем:
Наш мир земной — он тем необычаен,
Что небо можно ложкой размешать
В стакане… Многого не замечаем,
Чего себя могли бы не лишать.
…Да, мы встречались много лет назад,
В той тихой жизни, в том деньке зеленом.
В ту пору Вы служили почтальоном.
Ну, что ж Вы сразу отвели глаза,
Зачем поникли, опустили плечи?
Опять забыли?.. Вы ведь и тогда
Не вспомнили об этой нашей встрече —
Через лучи, утраты и года!..
1987
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
…И жук рогатый свят
Великой связью с лесом:
Он шествует в Сенат,
Где обладает весом,
В его лицо закат
Всмотрелся с интересом.
Он метит колею —
Сей путь ветвист и дивен,
А я всей кожей пью
Листвы недвижный ливень
И рядом с ним стою —
От неба неотрывен.
1987
|
Виноградородный
Младенец виноградородный,
Колхиды песенник двусложный,
В семье — единственно возможный
Священник, Небесам угодный,
Скиталец фиолетокудрый,
Мафусаилов горный правнук
От племени армян державных
И ловчих ночи — страстных курдов,
Пойдем с тобой, венчанный нищий,
Святой и пыльною дорогой,
Земле — уго́льно изменившей,
К созвездьям — у́гольно-пологой:
Там храм огня в ограде хладной,
И все, кто в храме этом служит,—
Как я — внутри, как ты — снаружи,
Как мы — в беседе виноградной…
1987
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
Нет, я не сомневаюсь в пользе
Созвучий странных, сорных трав:
Стою при них — как будто возле
Своих, забытых с детства, прав
На смесь случайности и смысла —
На незабудок берегу,
Как будто Кто-то главный снился,
Да только вспомнить не могу.
1987
|
* * *
В непропеченной гуще языка —
Слова, каких не пел никто ни разу,
И сжат песок по следу рысака,
Где будущее недоступно глазу.
И слог из неготовых состоит
К овечеренью, из недавних зерен,
Недавленных. И узкий путь столи́к,
И жребий нерожденного просторен.
1987
|
* * *
Я — Дух, Я — Дух, Я — Пламя,
И Мне подобных нет:
Я высшими мирами,
Как ризою, одет!
Но Я открылся нищим,
И золотист и тих:
Сравнить Меня им не с чем,
Иного нет у них…
1987
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
Истина
1
Говорят — непостижная,
Утверждают — недвижная,
Рассуждают — кто как.
Но заметьте, что Истина
Летом — широколиственна,
А зимой — в облаках.
И, чужая, но ближняя,
Вдруг заплачет таинственно,
Как дитя на руках…
2
Проходит, не взглянув, вся в белозвонных ризах:
— Пото́м — пото́м — пото́м!..
Раскрывшись до конца, уж к увяданью близок
Бутон.
Пока — одно с дитем, она — уже на сносях,
На полшага от мук,
И музыка давно до нас не смысл доносит —
Лишь звук.
1987
|
* * *
Струны арфы — прутья клетки,
Позлащенный частокол,
Птица яростной расцветки,
В клекоте — людской глагол.
Не сыскать единоверца:
Кто ж оценит и поймет
Музыкальный выкрик сердца —
Мимо слов, и струн, и нот?..
1987
|
* * *
О первовзрыва отголосок —
Внезапный пляс холмов, полей,
О конница веков раскосых
У крепости души твоей!..
1987
|
Осенний танец
…Полно, да станешь ли отвечать им
Ты — пышногривых чащоб великан?
Только б меж смертью и новым зачатьем
Танец в наследство оставить векам!..
1987
|
* * *
Мы спорим о форме креста,
Значении черт или йот,
Но кто-то целует в уста
И ночи Его предает —
Над садом серебряным сна,
Светящихся мыслей и тел
Чиста, как опреснок, Луна,
И с чашею Ангел слетел:
Он скоро наполнит ее,
Порвется всемирная связь,
И прочь упорхнет воронье,
Приблизиться к телу боясь…
1987
|
* * *
Этот май до последнего листика,
Этих дней золотые дома —
Абсолютная мистика.
Ветер сходит с ума,
Облетая бескрайние скверы,
И в Зарядье любой особняк —
Словно церковь невиданной веры,
Смотрит ввысь, наши души обняв
Неба каменным светом.
И сквозь время лучи — как сквозь дым,
В этот час и безумным, и злым —
Путь к бессмертию ве́дом!
1987
|
* * *
Ветер промозглый в мглистом пальто
Стучится — не отворяет никто:
Заперты души, подъезды, балконы,
Город — в осаде зимних торжеств;
Ветер измаялся — бьет поклоны,
Наземь с размаху — и лбом об жесть.
С улицы больше — ни звука, ни запаха,
Наглухо — топлено, намертво — заперто.
В холоде — бросили нищую тьму.
Ни до кого уже — никому.
1987
|
* * *
…Ключ в начале нотного стана —
Судеб решенье.
Горю недолог
Путь, коль захочет
Предвечный Астролог
Со Скрипичным — Альтовый местами
Поменять, то есть нищего — с принцем,
Леденцовый дворец — со зверинцем.
Нет, не везенье, не сила и слава,
Но — Интервал и Ступень.
Октава
Грехопаденья: с вершины гнездо
Рухнуло в непроходимые травы.
Брошенный дом и птенец нелюбимый,
Неоперенный.
И Чистая Прима
Прежде Творенья:
До-До…
1987
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
— Приходи ко мне завтра в пять,
Пусть тебя не задержат дела.
— Извини, я могу опоздать,
Потому что сирень отцвела.
— Но зато распустился жасмин,
Он цветет над могильной плитой,
Он и мрак безрассветный затмил
Красотой.
— Рассветал он — что делали мы
В светотканные наши года,
Далеко от прерывистой тьмы?..
— Нет, всегда!
И теперь мы — все там же, все там,
Меж цветущих и белых секунд,
Мы взлетаем по звонким мостам,
Нас обрывы влекут,
Не даемся взывающей тьме,
Не вмещаемся в белый костяк,
Облетаем сиренью в уме,
Расцветаем жасмином в страстях.
И, хоть в будущем свет нас не ждет,
Настоящее немо, как мим,
Но белильщик загробных невзгод —
Он над нами, жасмин!
1987
|
* * *
Ты болезни переходишь вброд,
Как сквозь облако — сквозь смех ребячий,
И к тебе любовь выходит из ворот
Памяти и плача.
Ты ушла из дому, не сказав,
Что когда-то в прошлом возвратишься,
И печаль стоит в твоих глазах —
Ангелов затишье.
Но какой тебя почтить мечтой
В жизни обветшало-затрапезной,
Чтобы ты ее узрела рядом с той
Нежностью небесной?..
1987
|
* * *
Человек был непонятым криком,
Человек был беспомощно-жив,
И теперь он в молчанье великом
Перед нами лежит.
Мы во льдах укрываемся пледом
Шерстяным и шершавым, как страх,
Мы идем, одичалые, следом —
Тихий снег на устах.
И с улыбкой, с нежданным покоем —
В непробудном уме:
«Сколько плача мы осени стоим,
Отчужденья — зиме!..»
1987
|
Каин
Посреди говорящего тростника
Ты молчал, задыхаясь от хлада,
И, как пламя, ликующий страх возникал,
И стрелой подлетала расплата:
Слышишь — Ламех слепой поднимает свой лук,
Чуя шорох на ранней реке,
И стрелу направляет услужливый внук,
И не ведает, кто — в тростнике!
Боль и соль раскатились по яви и сну,
И словесный венок расплели:
О, не слышать бы век,— хоть минуту одну:
«Брата кровь вопиет от земли!»
1987
|
* * *
Я ни на миг не усомнился
В потемках зимней правоты:
Посмертным почерком амнистий
Покрыты улицы-листы.
И дальше — по тропе, по лугу
И по шоссе последних дней,
Переводя вину в заслугу,
Бегут метели от огней.
Их не настигнет новостроек
Слепой, самолюбивый взгляд:
Приход мой — плач, исход мой горек,
И путь мой полночью объят.
1987
|
* * *
Сожженных взглядом улиц
Краса неброская:
Едва рукой коснулись —
Монгол с повозкою,
И Бонопарт крылатый
С тем о́гнивом в руке,
И пламенный оратор
На том броневике…
Уже названья улиц,
Казалось, сожжены,
Но нет — едва коснулись
Бревенчатой стены,—
Монгол, француз, оратор —
Все в бездну, как с моста…
Ограбленных обрадуй,
Ограды красота!
1987
|
* * *
Город вскидывается — пловец
На грохочущем гребне упадка,
И в сверкании брызг-повес
Утопает легко и кратко:
Может быть, мы еще сотворим
Города, если в плоть облечемся?..
Нет, о нет! Никогда, Санторин!
Четвертовано — Солнце!..
1987
|
* * *
…Нет, средь садов, и светил, и существ
Ты не для всех безвозвратно исчез:
Бог без тебя не ступает ни шага,
Он тебя встретить и миловать рад —
Так, что струится из глаз Его влага:
Страх и прощение, Тигр и Евфрат…
1987
|
* * *
Втянулись в сумерки худые плечи ели:
Да есть ли там кто-либо, в самом деле,
В тяжелом небе без движенья и огня,
Одну средь поля бросившем меня?..
А верстах в трех, на бездорожье,
Где длинный снежный холм — как незарытый труп,—
Седой, воздетый к тучам дуб
Беззвучно-тверд в своем Единобожье.
Так в пропасти меж Парок и Харит
Два дерева, неведомы друг другу,
Одну и ту же переносят вьюгу.
Но Небо вслух не говорит.
1987
|
* * *
Давно уже сыграли
На дудочке зари,
И свет ее вбирали
Кленовые цари.
А ты один не слышал
За сонником-стеклом,
А ты один не вышел
Ко свету на поклон.
Давно уж отстучали
На барабане дня,
Свет яворы встречали
У каждого плетня,
А ты все забывался
В потемках суеты,
На свет не отозвался,
Не встрепенулся ты.
И вот уже на скрипке
Поет вечерний час,
Уже вдовицы-липки
Пошли в прощальный пляс,
Дорожки все короче,
Все тише музыкант.—
Беги, проси у ночи
Отсрочки на закат…
1987
|
* * *
Рожденья око голубое —
Осколок детства, незабудка,
Лежу, а ты — над головою,
Молчу и вслушиваюсь чутко:
Что скажешь ты? Суровой бровью
Над малым оком — смерти туча.
Зрачок стиха, мое надгробье,
Молчи и пой. С тобою — лучше.
1987
|
Пора
Пора уже заговорить
Напевно и мимолетно,
Над явью, спрессованной плотно,
Свободу сна воцарить.
Пора обрести и злу
Гармонию в стихотворенье,
Раскосой волны противленье
Придаст прямоту веслу.
Пора и смертельным врагам
Друг другу в любви объясниться,
В цветущие земли птицу
Насильно несет ураган.
1987
|
Вы
Вы презрели логику
Старца Птолемея,
Что планет мелодику
Слушал, пламенея:
Вы, в безумье танца
Мыслей костяных,
Закололи агнца
Звуков неземных!..
1988
|
* * *
Душа, настигнутая бедами,
Когда в низине не спастись,—
По звуков лестнице неведомой
В поющую восходит высь…
И все, что смерть разбила,
И все, в чем дух иссяк,—
Музы́ки зимней сила
Скрепляет в небесах!
И все, что сумрак серый
Дождем ослепшим скрыл,—
Музы́ки летней вера
Дарит блистаньем крыл!..
1988
|
Хорал
О Бах — наших взоров касанья — на грани
Слепящих сияний!
О Духов телесные встречи —
Не ведая зла, не переча,
Взаимно лучась и служа
У пламенного рубежа!
Улыбка терпенья — условность —
И к ангельской жизни готовность…
Светящимся ветром повей!
Как жил, как растил сыновей,
Безропотно-пристально зная,
Что жизнь — серебристо-сквозная
Река,
В ней тело — форель,
И ловит, и выловит наверняка
Стоящий у края рыбак —
Играющий Дух человека…
О Бах —
Христа золотая свирель!..
1988
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
Липа — цельная, как пословица,
Над весеннею суетой,
И прохожий смиренно клонится
Пред расцветшею липой той.
Я же, хоть и опаздывал к поезду,
Задержался — ей ветку пожать:
Липа ближе к Богу, и боязно
Незамеченным пробежать.
1988
|
* * *
Москва во тьме, но каждый двор
Мистического полон знанья,
И плен пространства круговой
Молитвы ждет иль заклинанья,
И я пришел произнести
Слова, которых не бывало,
Чтоб от сожжения спасти
Оград плетеных покрывало…
1988
|
* * *
За синим колыхалищем Москвы
Я затворюсь в задворков просторечье
И меж домов протиснусь в Междуречье:
На стреме тучи — каменные львы,
А царь Саргон стоит без головы
И греет Солнце в мартовских ладонях —
В проулках, складках кожаных гармоник
Над ниневийским аканьем молвы…
1988
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
…Как раскинутый явор
Вне границ, предписаний и правил
Умножает напев
Бессловесный, святой, несказанный,
Лишь бесчисленных листьев глазами
Объясниться с прохожим успев,—
Так и мы на ступенях
Скользких, трепетных, благословенных
В сильном вихре стоим
Над сапфировым сводом —
И зовем, и низводим
Сонмы Ангелов слухом своим…
1988
|
* * *
В случайно подслушанном слове
Мне будущее слоится,
Как стиснутый в шишке еловой
Грядущий бор.
И с детских пор
Вкруг слова — лесного цветка —
Жужжанье созвучий роится.
И стих — тяжелей снетка.
1988
|
* * *
В плоской Хакасской степи
Взор красоты и смиренья:
Бедствуй и бодрствуй. Терпи.
Знай облака и коренья,
Формы зверей — образца
Топота тяжких столетий…
Только такого лица
Больше не встретишь на свете.
1988
|
* * *
Гудящая река, где воздух свеж и рдян
Закатом дней моих, их Солнцем восходящим,
Где ветер — бритвы блеск: мы силой время тащим —
Упрямого бычка. И дух у нас — плотян,
И вздрогнет на испуг землицы и синицы
При молнии младой на сплаве двух эпох,
А войско острых роз — для духа власяница,
Мы рдяны — от шипов!
1988
|
* * *
Черные тени по саду скользили —
Белому телу распятьем грозили:
Скрылся ли кто от завистливой тьмы?
— Только не мы!
Ночь набегала, и лица скрывались,
Мраку душа, как жена, отдавалась,
Зная, что слиться с безжалостной тьмой
Надо самой!
1988
|
Пламя
И страх ниспал, как пламя,
В ума живую клеть:
Бежать ли прочь из Храма,
Иль вместе с ним сгореть?
И сердце, сжавшись узко,
Избыв мечту и гнев,
В чистилище моллюска
Стучало, не сгорев.
А кто остался в Храме,
Презрев добро и зло,—
Тех подхватило пламя
И в небо вознесло.
1988
|
* * *
Мы не усомнимся
Ни в древе, ни в доме,
Друг другу мы снимся,
А гибель — на стреме,
Лишь Полдень Вчерашний
На льдинах лавин
Смеется — бесстрашен
И неуловим…
1988
|
* * *
Стебель радости сквозь взоры
Расцветающих лесов,
Лип живых переговоры,
Майских звезд вселенский сок.
Ярок взгляд, признанье смело —
Вслух витийствует Луна,
И стихами без размера
Прошивает времена.
1988
|
* * *
Ты видишь? Самое главное —
Все ближе, как полдень, явное,
А все, что кроме,—
Все глубже в дреме…
О Жребий, помилосердствуй,
Любви и бед великан,
Буди и свети, соседствуй,
И в омут не скоро кань,
Чтоб запад остался белым,
Восток — навсегда цветным,
Чтоб разум остался целым,
Чтоб свет не расстался с телом,
Но рос, бы, страдая с ним.
1988
|
* * *
Порой безумие случится,
В нем призрак — парусный фрегат,
И надо новому учиться,
Листая книгу наугад.
Где ночь вступает в брак с восходом —
Корабль Безмолвных проплывет:
Вступи в родство с гонимым родом,
Одной стопой ступи на борт,—
Чтоб скрылся берег, небо сви́лось,
Слова слились в звериный вой.
Там ждут тебя любовь и милость —
Ты в царстве мертвых станешь свой.
1988
|
Манна
И выпала манна
С расцветшего неба
На черные раны
Сомненья и гнева:
В пыльце этой сила
Такая была,
Что слово застыло
И мысль замерла.
Но сладкая завязь
Блаженства и боли
Плодами сказалась
В той певческой школе,
Где пел Иисус,
Где учился Давид,
Где Истины вкус
За себя говорит.
1988
|
* * *
Небо рисует без нажима,
Плод без усилья падает, плотен,
Истина темной душой постижима
В светлых пейзажах — без рам и полотен.
1988
|
* * *
Являя страны, яблоко
Покатится по блюдцу,
Глаз, и любовь, и облако
Опять в одно сольются,
Когда из блеска мелкого
(Шипом — по крестным ранам!)
Сын Божий сложит зеркало,
Разбитое Адамом.
1988
|
* * *
О Ель — носительница разума,
Лучащегося на восходе
Фигур осмысленными связями:
Первоучитель туч — Мефодий!
И меж языческими тучами,
Что не в ладу с колючей славой,
Светлеет Облако, научено
Хвале рассвета остроглавой!..
1988
|
* * *
Мысли — запущенный сад,
Сердце — дремучая чаща,
Странник пути не обрящет,
В травах бродя наугад.
Всюду, куда ни придешь,—
Листья, кора и коренья,
Веры рассветное пенье,
Страха закатная дрожь,
Близких прощальные тени…
1988
|
* * *
Нет, главное в пути — не цель и не начало,
Не «близко» иль «далеко»,
А то, что здесь тебя средь полдня повстречало
Пылающее Око,
Что ты согласьем Солнц и облачного стада
Один сюда поставлен,—
Чего бы ни достиг: оврага или града,
Растоптан — иль прославлен.
1988
|
Скиния
…Было много, потому что смерть не допускала пребывать одному…
(Евр. 7, 23)
Лиственным золотом выстлана
Внутренность певчего слова,
Маслом помазана мысленным —
Чутким елеем былого:
Пламенный смерч низринется,
Кара сойдет с высот,
Если поэт в кадильнице
Чуждый огонь внесет.
Пели, венчались, кадили —
И удалялись во тьму,
И новые приходили:
Не дает пребывать одному
Властная страстность зова
Меж Херувимов златых,
Смерть и бессмертье Слова —
Зов из Святого Святых.
1988
|
* * *
Толпа отчетливо-резная —
Свирель с отверстьями в созвездья —
Поет, поет, себя не зная,
Несет, несет напевы-вести,
И только ты, в ней очутясь,
Ты — кроткий, краткий, крайний,
Переживаешь Ночь — как связь
Проклятья и избранья…
1988
|
Янтарь
Зимняя злоба переживется,
Утро разутое сбудется-станется,
Зренья вьюнок над землей изовьется
И до небесной опоры дотянется,
Рана смолой песнопенья затянется,
Именем новым душа прозовется…
1988
|
* * *
…Быть может, счастье — не мгновенье,
Но снежный куст, как жизнь, большой:
В нем плачет Божье дуновенье,
Став человеческой душой.
1988
|
* * *
Без сожаленья,
Без имени-отчества —
В рощу забвенья,
В сосняк одиночества,
И на свиданье
Встают из могил
Те, кого ты
Больше солнца любил.
Слухом сокрытым,
Поющими нервами
Ты в разговор
Возвращаешься прерванный,
И за спокойного
Голоса ложь —
Правду оставшихся
Дней отдаешь.
1988
|
Весна
…И засверкали вдруг моста перила
С чугунно-черным молотом-серпом,
Как будто совесть в них заговорила
Или проснулось зрение в слепом.
И это означало: вражья сила
Вспять подалась и время упустила,
И лед, как неудавшийся артист,
Пошел со сцены прочь под птичий свист.
1988
|
* * *
Сосна как вид — поэт не меньше, чем Овидий,
Прими на слух и запрокинься в облака:
Она начнет читать сначала, не в обиде,
Что в тысячах родов не понята строка.
Как от строфы и до травы недолог
Песчаный путь! Кто пел — давно порос травой,
Давно прошел свой курс цезур и рифм — биолог,
Ложбинок и берлог — филолог луговой.
В Науке всех наук — отростками метафор
С хореем скрестится сирень,
Анапест с пестиком — зачнут веселый табор
Дерзающих, глаголющих зверей!
Но, чтоб растенья в стих бессмертный не связались,
Чтоб строки не слепились в вечный Лик,—
Кладет пределы тьма, крадется Ночи зависть,
И куст осыпался, и онемел Язык…
1988
|
* * *
…Так, многократно повстречав
Во сне ушедших, все мы знаем,
Что есть меж адом и меж раем
Несокрушаемый причал,
Где — ни мучений, ни блаженства
В том смысле, как молва гласит,
Но — слова даль и ясность жеста,
И взгляд, как никогда, красив,
И все черты, что в жизни дольней
Гляделись горче или слаще,—
Размах приобретают вольный
И смысл бессмертный и щемящий…
1988
|
* * *
О, сколько их — садов!
Расставишь всех людей на свете —
Все потеряются. И ветер
С пути собьется.
Каждый вздох
Набит их клевером, левкоем,
Корой, сиренью, вишней, дубом,
А глубже там — еще такое,
Что именем не обрисуешь грубым,
Что, ускользая от названья,
Доносит тайны волхвованья…
И мы вдыхаем — волею звериной
Иль ангела чутьем, нечесанно-заросшего:
Душа! Сады — огромные перины,
И все они — тебе, Принцесса на горошине!
Ты дышишь, нежишься, ты возлежишь на них,
Хоть за дверьми
И ждет тебя Жених!..
1988
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
В упрек — не мне ли? —
Вершины лиственниц стемнели,
Девственниц древнего парка.
На ветра лесть так листья падки,
Что падают, чуть заслышав лепет
Его. И последнее облако — Лебедь
К простертому лесу — Леде — плывет
На стон беззащитный ливневых вод.
1988
|
* * *
Дуэль — и дух за облака из лука
Скользнет стрелой. И это — ради той,
Что станет деревянною старухой?
— Нет, не она, но венчик золотой
Мгновенья, марева. Анютины ли глазки
Причина спора? Победил. Благие
Настали ночи, и она легла с ним,
А те цветы глядят с ее могилы
И гладят дни немногие, что им
Еще остались кротким ожиданьем:
Убитый друг торопит со свиданьем,
Он к ложу постланному подойдет вторым.
1988
|
Картина
С ветвями слипшиеся крыши,
С телами слившиеся души,
И красной путеводной нитью —
Дорога глиняная вглубь.
Здесь кто-то краем уха слышал,
А кто-то всей душою слушал,
И перерос — любви развитьем —
И белый ствол, и синий сруб.
И Писсарро в своем пейзаже
Дозрел до вечности, и даже
Вслед за собой сумел увлечь
Деревню, почву-растеряху,
Погоду — пламенную пряху,
Свет — пестрых мельтешений плаху,
И воздух поминальных свеч.
1988
|
* * *
Из разных центров — врозь, в разнообразье
Цветных геометрических фигур,
И кажется, что связи нет. Но разве
По внутренностям птиц не пел авгур
Погоду, и судьбу и страх? Не так ли
Они цвели — из разных центров, врозь?
Но взгляды прозорливые иссякли,
Осталась внешность — изгородь из роз.
1988
|
* * *
Травимой бури слышу свист,
Ловитвы рока вижу сети —
И смолкло все: один солист,
Один на целом свете!
И все, что прежде гибло врозь,
Крича, заламывая руки —
Соединилось, обнялось,
Как сто семей после разлуки!
Хрустальноблещущих торжеств
Воскресли образы в метели,
Ушедших близких каждый жест,
Невозвратимые потери,—
О буря, бешеный артист,
Все, что, наплакавшись, дремало —
Ты разбудила! Превратись
Во всех — и снова будет мало.
От полдней — рыжих королей —
До овнов сумрачных закланий,—
Не описать твоих ролей
В небесном словнике желаний!
Шла жизнь — охота за душой,
Она, настигнута, кричала,
Но в бурю я, как в сон, вошел —
И словно начал все с начала…
Гонимой бури слышу свист,
Охоты рока вижу сети —
И все молчит: один солист,
Один поет на белом свете!
1988
|
Иероним
Мы с лапы львиной яблоко сорвем,
Орла стихам научим:
Иероним беседует со львом
Всезнающе-дремучим.
А тот следит, прищурившись в веках,
Игру контрастных пятен,
И текст на трех священных языках
Ему без слов понятен…
1988
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
* * *
Все, что и про́жито, и про́пито,
За что не упрекнешь судьбу,—
Горячим, поздним по́́том опыта
Под осень выступит на лбу.
На выселенье — бабье лето,
И клены вновь навеселе,
А все, что про́́пито и спето,—
Как взмах. Как пена на весле…
1988
|
* * *
Меж словом — колебаньем воздуха
И Словом — откровеньем Божьим
Моя душа — подобье мостика.
Что ж я не вслушиваюсь? Что ж я
Захвачен голосом из прошлого,
И до сих пор сознанье режет
Смешенье страха — и хорошего,
И сок малиновый, и скрежет?
И почему мне в детстве ищется
То, что лишь ныне достижимо,
И совесть надвое, как пильщица,
Разводит сердце без нажима,
И в давность отъезжает полстиха,
Остаток — в давности убогой?
Меж словом — колебаньем воздуха
И Словом — откровеньем Бога —
Мост расщеплен…
1988
|
Воспоминание
Все больше трав цвело. Все ароматнее
И жарче становилось лето,
Я нес луга цветущие, как мантию,
За Ангелом дневного света.
И я не знал, что эта радость — в ночь лилась,
Что путь во мрак тянулся…
Вдруг жизнь моя, как лето, кончилась:
Он оглянулся!
1988
|
* * *
Это давно уже сказано,
Ливнями подтверждено:
Что на земле будет связано —
Свяжется в небе… Темно
И неприступно минувшее
За каменным валом дремот —
В мед бытия обмакнувшее
Бренного тела ломоть.
1988
|
* * *
Истина — гуще осеннего сада
В сумерках, и недоступней для взгляда
Тайные тропы, сокрытые в ней,
Бывшие летом рассвета ясней.
Корни, кусты, травяные владенья
Скрыло от разума Грехопаденье,
Истины свет загустился в белок,
Полный провалов, пещер и берлог.
Роза средь ночи бессильна — и властна,
Правда во плоти черна — но прекрасна,
В дуплах дремучих страшна, но права:
Ангел, взывающий из вещества!
1988
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
Лист
…О сердце с черенком коротким,
Сорвавшееся в прах земной,
Ты золотом полдневно-кротким
Вчера сверкало надо мной!..
1988
|
* * *
В детстве — отмели плотной
Средь моря бушующих бедствий,
В детстве — тетрадке нотной
Для долгих записей, в детстве —
Свет январский с Жюль Верном,
Андерсен в школьном дворе
Делают день достоверным,
Как складки в дубовой коре.
Дуб разминает руки,
Вечер из глины лепя:
Твои родители — Духи,
Они сложили тебя
Из невместимых желаний,
Как сумрак того хотел,
И в Лете омыли длани,
И сами ушли из тел.
…Нотный день пролистался
В страшную тишину.
Все ушли — ты остался
Неба нести вину.
1988
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
Молчанье тягостное поля
Ночного, скошенного,
То ли забывшегося, то ли
Под колесо Луны жестоко брошенного
Врагом отпетым —
Выдохшимся Летом
В стемневшей маске
С прорезью для глаз…
Земля покорно улеглась
На рельсах, ожидая перехода
В небытие — в глухое время года:
Примчится час, молчанье грянет —
В холодной дрожи хороша,
В тумане Мысль над полем встанет,
Его бессмертная Душа.
1988
|
* * *
Духа ловитва!
Нацелься, приляг:
Арфа Давида —
На русских полях!
Стрелы, как струны,
Скорей навостри:
Край тонкорунный,
Молочный внутри,
Вел без опаски
К озерам святым
Призрачный пастырь —
Светлеющий дым.
Плача-досады
С лица напились:
Вкус — палисандр,
Сандал, кипарис,
Слезы — бесценное
Зелье от зла,
Их Авиценны
Рука собрала,
И, над пергаментом
Хищно склонясь,
Вызубрил намертво
Галицкий князь.
Жемчуг нанизанный
Плачет навзрыд,
Пастырь непризнанный —
Скачет Давид…
1988
|
Хоровод
Через горя злые сени
(В черных бревнах, как в гробу) —
В свет и свежесть Воскресенья,
В Света-Августа избу!
Тот, Чья в звонах, на иконах
Золотая стать спала,—
Сам средь кротких и покорных,
На возглавии стола!
Он, как вешний ветер близок,
Проломил неверья лед,
Встал, как яблонь в белых ризах,
И возглавил Хоровод!
И за Ним, ступая мерно
На пронзенный взмах руки,—
Уз Его, хлыста и терна
И Креста ученики…
1988
|
* * *
Вот выплеснулся мед, по всем разлился граням
Давидовых стомерных сот:
Пусть этот мир и яростен, и странен,—
Я предпочту безмолвие высот.
Там тот же город лип и ульев побережье,
И листопад годов прельстителен и рыж,
И тропы радости, и лица встречных — те же,
Но только — всюду тишь.
Что шепчем в неге мы, что повторяем в гневе,
И с чем прощаемся средь судорог свечи,—
Все выговорим здесь, все выгорит. А в небе —
Все помни и молчи…
1988
|
* * *
Уже, стеная, осень билась
О поднебесье головой,
Но клена тень еще ветвилась
И стену нежила листвой.
Стена преджизни, брачной ночи
Царицы кровного Сихема,
Остаток лет куда короче,
Чем школы мартовская тема.
Был тот же миг, и то же место,
Скрещенье кедра и ветлы,
И ветви зазывали в детство
Безумством пляски и хвалы.
Был жизни смысл мгновенно-конный,
Оконный занавес пунцовый,
И рдели розы Иерихона
В руках печального Кольцова.
Еще лучей не видя ранних,
Я понял на пределе сил,
Что Саваоф — Судья и Странник —
Листву, как жертву, возносил.
1988
|
Сербия
‹Из цикла›
‹1› Яблоко
Подобрал бы то яблочко, съел бы я,
Да далеко оно откатилось!
Дионисий прошелся по Сербии —
Виноградом украшенный тирс.
Дионис — во святительских ризах,
Вновь аттический выдался век,
Храм лобзанья — Акрополю близок,
Но запутанней синтаксис рек.
Подобрал бы то яблочко спелое,
Да оно закатилось в Прилеп,
Раскололось — златое и целое —
На ручьи диалектов и лет,
В счет Аида — четвертая Аттика,
Оскудел огневой студенец.
Ярых вод наговорная практика
Не излечит сердец.
1988
«Из восьми книг»
|
‹2› Баллада
Занялось дыханье, сердце сжалось —
Не узнала жениха невеста:
«Ты зачем здесь, всадник незнакомый?
Прочь скачи, тебя у нас не ждали!»
— «Что с тобою? Ты больна, иль шутишь?
Изменила мне, иль не узнала?
Как же носишь ты мои подарки —
На руке колечко золотое,
А в ушах жемчужные сережки?»
— «Тот, кто мне дарил сережки эти,
Чье ношу колечко золотое,—
Был и строен, и румян, и нежен,
Говорил приветливые речи…
На него ты не похож: ты — страшный!
Кожа черная к костям прилипла,
Вместо глаз — глубокие провалы,
Рот застыл в усмешке желтозубой!»
— «Это я дарил тебе сережки,
На руку надел кольцо златое,
Суженой назвал тебя своею.
Только быстро лето пролетело,
Слишком скоро осень наступила:
Залила меня дождями злыми,
Проняла холодными ветрами,
Желтым листьем забросала путь мой,—
Оттого меня ты не узнала…»
— «Всадник, ты не лги, не насмехайся,
Прочь скачи, тебя у нас не ждали!
Кто надел мне на руку колечко,
Кто назвал меня своею милой,—
Тот ушел весною на сраженье,
Храбро бился с турками все лето,
Осенью его мы схоронили!..»
1988
|
‹3› Пава
Из ворот избы беседной
Выбегал ручей жемчужный,
Увидал малец недужный —
Улыбнулся, бедный,
Как он бросился на травы,
Чтоб собрать тот жемчуг ценный,—
Вдруг слетает Свет Нетленный
В виде яркой Павы.
Клювом жемчуг собирает,
Под цветные крылья прячет,
Перьем солнечным играет —
А парнишка плачет:
«Пожалей меня, больного,
Перед лютой зимней стужей,
Ты оставь мне хоть немного
Маленьких жемчужин!
Сколько ты уже склевал их…
Хоть оставшиеся эти —
Три денечка белых, малых
Подари мне, Свете!»
Пава, перьями играя,
Слез и слов не замечает
И, остатки добирая,
Хлопцу отвечает:
«Не оставлю, мой хороший,
Ни жемчужинки единой,—
Будешь схвачен холодиной,
Снегом запорошен,
Чтобы сердце приуныло,
Чтоб душа твоя остыла.
И когда тебе земные
Станут дни постылы,—
Вновь слечу к тебе я Павой,
И, к земному не ревнуя,
Жемчуг весь тебе верну я
Вместе с горней Славой!»
1988
«Мой дом — бесконечность»,
«Из восьми книг»
|
‹4› Заступница
Молит Бога девушка:
«Жизнь моя недолгая,
Яблонею вешнею
Скоро отцвету.
Дай мне очи сокола,
Крылья лебединые,
Взлета высоту!»
Бог услышал — сжалился,
Дай ей очи зоркие,
Дал ей крылья белые,
Над землей вознес:
Сверху смотрит девушка —
Видит судьбы горькие,
Видит избы ветхие
Над колодцем слез.
Снова молит Господа:
«Далеко ли, близко ли
Час, как, плоть покинувши,
Встану пред Тобой?
Дай же мне — заступнице
За бессильно плачущих —
Крылья херувимские,
Голос громовой!»
И Господь откликнулся,
И в тот край нагрянули
Турки-палачи.
И за очи синие,
За молитву жаркую
Долго деву мучили
И сожгли в ночи.
И достались девушке
Очи незакатные,
Крылья необъятные,
Голос вешних гроз:
И стеной стоит она
У престола Божия
За избушки ветхие,
За колодец слез…
1988
|
‹5› Гость
Входит в дом твой человек незнакомый,
Говорит с тобой искренно и просто,
А в груди его — жаркое солнце,
В мыслях — месяц, во взоре — часты звезды.
Только ты того не замечаешь,
Погружен в обычные занятья:
И заходит солнце, меркнет месяц,
Гаснут звезды — человек уходит…
1988
|
‹6›
Шум да гром! То ли близится счастье,
То ли с жизнью пора распрощаться,
Но деревья цветут слишком шумно,
Слишком громкое Солнце восходит,
И в душе, как в гудящем лесу, мне
Сладко слушать весенние мысли.
И подходит ко мне без вопросов
Золотая заря — костоправа,
И десницей могучей и нежной
Выправляет любви позвоночник,—
Ни следа от скорбей моих прежних,
От привалов и рвов полуночных!..
1988
|
‹7›
Ловил я лань лесную,
Когда олени спят,
Ловил свою весну я
В осенний листопад,—
Но ни весны, ни лани,
Лишь тучи на плечах,
Да злой листвы пыланье
В хладеющих лучах.
Но следом некто вышел
Из рода королей,
И был он слухом выше
И зрением смелей,—
И вдруг зазеленела
Трава, куда ни глянь,
И в пляске опьянелой
К нему помчалась лань!
1988
|
‹8› Полотно
Вздулась речка, тяжко, больно дышит,
А над ней — три девы в белых платьях
Полотно стирают-отмывают:
Возле первой девы — волны желты,
У второй — краснеют под руками,
Возле третьей — черного чернее.
То не полотно в руках у прачек,
То не речка дышит и болеет,
То не девы — ангелы Господни
Душу нераскаянную моют,
От грехов несчетных очищают:
Из души усопшего злодея
Истекает зависть — желтизною,
Пролитая кровь — струею красной
И кощунство — черною волною…
1988
«Мой дом — бесконечность»
|
* * *
Осмысленно стихосложенье,
Когда оно в себе несет
Крон растревоженных движенье
И страх в обрыв бегущих вод.
Оно, как луч в полночных кущах,
Не гонит, но являет тьму,
И души музыкой живущих,
Как ветви, тянутся к нему.
1988
|
Часы
Все люди — разноликие часы.
Те, что в песчинки дней вогнали Время,—
Невнятны окружающим и немы.
Но есть — ажурные, Антверпенской красы,
И есть дубовые, напольные — не сдвинешь,
Есть — в птицах райских и в химерах тьмы,
А есть — из серого футляра вынешь,
И зазвенит весна среди зимы.
И есть Одни, что, замерев от мук,
Разбились… Но взошли на свод небесный —
И стали Светом Времени над бездной
Всех жизней, обходящих полный круг.
1988
|
* * *
Яркая тьма, слепящая тьма
Пролитых солнцем эпох!
Выветрил окна и двери сломал,
Встал на пороге Бог —
Славой и кровью полны закрома,
Снова нам бьет в глаза
Яркая тьма, слепящая тьма —
И отвернуться нельзя!
1988
|
* * *
О пленник слов слепых, бесстрастных,
Закинься в небо головой:
Ведь вся поэзия — на гласных,
На токе крови горловой!
Земли вращающимся оком
Пространство синее окинь —
Иль онемей, забытый Богом,
В объятьях боязных богинь…
1988
|
* * *
Голгофу проповедать — рекам,
Чтобы, раскинув руки в неком
Прозрачно-дальнем подражанье,
Они взметнулись, и дрожанье
Их было долгим…
Ужаса осколком
В пронзенных праведных очах
Кричал бы пруд меж кленов поздних —
Звезд-угольков разрушенный очаг,
Мемориал племен минутной розни.
И на виду Двуречья и пруда,
Глухой воды благословив страданья,
Мы б нищие стояли — все отдав
За благодать прощенья и свиданья…
1988
|
* * *
Куренье гор аквамариновых —
Для дружбы утренней предлог:
Ты носишь Близнецов (брелок),
Рассветный ветер словно вымыл их,
И на эмали голубеющей
Они навек хранят Июнь,
А счастье — рядом, но тебе еще
Не осознать, как воздух юн!
1988
|
Ярослав
Памяти Ярослава Врхлицкого
1
От последнего вздоха — до первого,
От сребра — до прилива рябины
Напряженными нервами Дерево
Слов руины и пенья глубины
Оплетало.
Уже отлетала
Славка Знаний Осенних — от кроны,
Безнадежно, закатно блистала,
Смерть и Детство слагались синхронно
В облака, многомерно боролись…
Тень Креста закачалась меж трав,
И с Голгофы послышался голос:
— Ярослав!..
2
Все — от страха до нежности — взвешено,
Все на чашу легло.
Но душа — легче шепота вешнего,
Веет вишней цветущей крыло.
Время вспыхнуло страстью — горит оно,
Все, от мысли до крика, сосчитано,
Отрешись от земли!
Но из дивного сплава нездешнего
Вся душа — легче шепота вешнего,
Меры ей не нашли…
Плач и скрежет над судными чашами:
Ты запятнан грехами тягчайшими,
Им прощения нет…
Но из плача и мрака кромешного —
Ввысь душа, легче воздуха вешнего,
И оправдан Поэт!
1988
|
|
| | | | | |
|
|
|