В цепях — и все ж мне удалось

          Бежать весной,

И весь в цветенье, полон роз

     Был путь передо мной;

     Но ветер, хладно-жгуч,

          Цветы мертвил,

И грех покровом черных туч

     Мой бедный ум обвил…

Обман! Весной назвать нельзя

          Сих вихрей бег!

Меня нагорная стезя

     Вела сквозь лед и снег;

     Так пилигрима глаз

          С надеждой ждет,

Чтоб ширь небес отозвалась,

     Но, плача, дождь идет…

Я шел и тяжело вздыхал,

          Вилась стезя,

И на горе я отыскал

     Весы — и в руки взял:

     Я взвесил груз скорбей,

          Недавних бед,

Но оказалось — тяжелей

     Веселье прежних лет!..

Вдруг кто-то крикнул: «Прочь!» — И вдруг

          Мне виден стал

Восток прекрасный, свежий луг,

     Луг, где Иаков спал:

     Нет, не для наших ног —

          Сия земля,

По ней ступает лишь пророк

     Да божии друзья…

Внезапно я узрел вокруг

          Высокий лес,

Чьи ветви, наподобье рук,

     Сплетались там и здесь,

     И в нем моя душа,

          Изумлена,

Свои потери вновь нашла —

     В ней расцвела весна.

Раскрылось солнце, лик земли

          Ожил тогда,

И облака в лазури шли,

     Белея, как стада.

     И ветерок был прян,

          И куст любой

Надел венок; был взгляд мой пьян,

     Но слух объял покой.

И только малый ключ журчал

          В той тишине —

В тени, как музыка, звучал,

     Как плач, был внятен мне:

     Я водоем узрел.

          На дне лежат

Каменья: этот — кругл и бел,

     Тот — темен и щербат,

Лилась вода, и камень в ней

          Плясал, светил,

Другой, что полночи мрачней,

     Совсем недвижен был.

     И так я, с толку сбит,

          Их созерцал,

Но вот уж новый странный вид

     Моим очам предстал:

На берегу — цветущий сад

          В полдневный час,

Одни в нем крепко спят, а взгляд

     Других горит, лучась.

     Я чувствую, как ветерок

          Подул в саду, —

Откуда? Где его исток?

     Ищу — и не найду…

Я вглядывался, я искал,

          Бродил весь день,

Но даже лист не трепетал,

     Не шевелилась тень.

     Напрасно я искал,

          Увы… Но вдруг

Мне тихий голос внятен стал:

      «Повсюду дышит Дух!»

     А я: «Он дышит надо мной…

Умру, чтоб жизнью жить иной…»

О наслажденье первых лет,

О детства ангельского свет,

Когда я свой второй удел —

Земной — почти еще не зрел,

Когда душа одной мечтой

Жила — небесной чистотой!

Бывало, отойду — смотрю

На первую любовь свою,

Вновь отойду, но через миг

Опять гляжу на светлый лик.

Душа блуждала налегке,

Жила на облаке, цветке,

И всюду взор ее следил

За отблесками вечных сил.

Еще коварный мой язык

Язвить мне совесть не привык,

Не знал греховных я искусств,

Не ведал помраченья чувств.

И чуял я сквозь плоть — близки

Пресветлой вечности ростки…

                    О, как теперь я был бы рад,

Когда б возможен был возврат

На этот путь, на прежний след,

Чтоб вновь увидеть ясный свет!

Дух пламенный на горный склон

Взлетел — и зрит Иерихон,

Моя ж душа пьяным-пьяна,

И чуть не падает она…

Спешит вперед людская рать,

Лишь я идти хотел бы вспять:

Когда же прах мой без следа

Исчезнет — я вернусь туда!..

О ты, цветущий в сей низине, ты,

Чье торжество мгновенней метеора!

Взгляд оторви от бренной красоты

И пользу извлеки из разговора!..

К нечестью в юные года

     Я направлял свой шаг

И шел, не ведая стыда,

     К паденью и во мрак.

Я упустить боялся миг

     И средь мирских пучин

Все наслаждения постиг,

     Все игры изучил.

С огнем играя, на позор

     Я отдал жизнь свою,

Не знал, что полыхнет костер —

     И душу опалю.

Рассвет в тумане длился мой,

     В мечтах, средь сладких нег.

Лохмотья с золотой каймой

     Носил мой юный век.

В сады, к ручьям меня влекло,

     Я собирал букеты,

Венчал я розами чело,

     Я тратил жизнь на это!

И вдруг, успехом опьянен,

     Я встретил мертвеца.

Узрев мое тщеславье, он

     Остановил юнца:

«Глупец, напрасно сил не трать:

     Что в полдень срежешь ты,

Обречено навек завять

     С приходом темноты…»

… Сорвешь цветок — и он умрет… О, ты

Оставь расти, не убивай цветы,

И свой венок нетленный ты найдешь

Там, где ни ветер не страшит, ни дождь!..

                    Когда чудесный год

                    Спасенья вашего придет, когда

От зимней неподвижности и льда

Сердца оттают ваши и сойдет

                    Вновь ангел, что с людьми свиданья ждет,

Чей вещий зов из купины

Услышать вы должны, —

                    И светлый Голубь сам,

Что столько весен встарь от вас сокрыл

                    И вверил небесам,

                    Раскинет сень парящих крыл

Над вами, и, живых испивши вод,

Сухое древо снова расцветет!..

                    Мечтой одной

Я полн: хочу дожить до этих дней,

Когда к маслине прирастут родной

                    Те ветви, что без сока и корней

Измучились в былые времена,

Как с мужем разлученная жена.

                    О, близок этот срок!

Ведь ваш упадок мрачный отлучил

Светило, озарившее Восток,

От вас!.. Его целящие лучи

Другим светили. Вы же в слепоте

Отвергли свет, сиявший на кресте…

                    Но ныне нам гласят

Знаменья: полнота времен грядет,

И Солнце, пережившее закат

У вас, над вами вновь оно взойдет,

И вспыхнут, отразив его лучи,

Мамврийские, Есхольские ручьи!..

                    И вскоре Он,

Кем Сын единородный из любви

Был отдан, чтобы в нем был мир спасен,

Чей Дух скорбит, что заблудились вы,

Он, вспомнив старую свою любовь,

С сердец ослепших совлечет покров!..

В вас вера на земле жила, пока

Вы были родом царственным, в чести:

Вначале божья верная рука

На вас явилась, чтобы вас спасти,

Как первенца. Но вы, свои сердца

Окаменив, противились любви,

И младший сын был призван, чтоб Отца

Ко всем народам ревновали вы…

Таков с людьми Ты, праведный Отец!

Твои дары обходит круг времен

И возвращаются, чтоб наконец

Был найден блудный сын и исцелен!..

          Сквозь девственный покров,

Твой полдень скрывший (ибо мы должны

Жить отраженным блеском светлячков,

                    Как лик луны),

     Свет Никодиму воссиял,

     Он Бога своего познал.

          О, сколь блажен он был,

Когда в юдоли тьмы и слепоты

Увидел, как зарю целящих крыл

                    Раскинул Ты,

     И, что не видано с тех пор,

     Вел в полночь с солнцем разговор!

          О, где же он найти

Тебя в тот час немой и мертвый смог?

В какой святой земле смог возрасти

                    Такой цветок,

     Чья чудотворная листва

     Таит величье Божества?

          Не золотой престол,

Не херувим, не рукотворный храм —

Господь все то, что к жизни произвел,

                    Вмещает Сам,

     И лес дивится, изумлен,

     Но впали иудеи в сон…

          О ночь! Сей мир умолк,

Порыв стремлений суетных погас,

И духи бдят, чтобы никто не мог

                    Встревожить нас.

     Молитв Христовых славный час,

     Колоколов небесных глас!

          В молчанье Бог парит,

И локоны Его увлажнены

Ночной росой. Он кротко говорит

                    Средь тишины,

     И внятен духам зов Его,

     И души единит родство.

          Когда б шум дней моих

Смолк, — я вошел бы в Твой ночной шатер,

И услыхал, как ангел, кроток, тих,

                    Крыло простер, —

     Я воспарил бы в глубь небес,

     И не блуждал бы боле здесь,

          Здесь, где слепящий свет,

Где все бессильно — и лишает сил,

Где я блуждаю — и утратил след,

                    И путь забыл,

     Ловя неверные лучи

     И видя хуже, чем в ночи…

          О Боге говорят —

Во тьме слепящей обитает Он…

Слова темны: ведь говорящих взгляд

                    Столь помрачен…

     О, в сей ночи и я бы с Ним

     Мог обитать — сокрыт, незрим!..

Пурпурный, траурный родник,

Ты — первомученика крик,

Которым вечно окликаем

               Кровавый Каин!

Красна струя и в поздний час,

Хоть ранним утром излилась!

               Но если мог

Сей глас (хоть слаб и одинок)

Вопить немолчно, без конца,

Тревожа в небе слух Творца, —

Какой же гром рождает тот,

Чьим жертвам уж потерян счет,

Кем крови даже не струя

Пролита — целые моря?!

Их волны не смыкают глаз,

В их бездне слышен бездны глас,

И шум — биенье многих вод —

У вечных плещется ворот,

И вопли мести слиты в гром,

И души жертв под алтарем

Единым криком, полным боли,

Кричат Всевышнему: «Доколе?!.»

               Святой судья!

Для добрых благо — власть твоя,

Ее уставами храним,

Тот счастлив, кто живет по ним!

Я говорю Тебе, клянясь

Душой, которую Ты спас

От рук убийц, и клятвой той

Плачу за милосердный твой

Свет, — лишь последовав ему,

Я одолел и смерть, и тьму!

               Пусть крови сей поток

Исполнен мести и жесток,

Он детски-кротким может стать,

Прощать, молиться и рыдать

О тех, кем пролит он, чтоб крик

О мести неба не достиг!

Да, кровь нас с небом примирит,

Кровь эта лучше говорит,

Чем Авелева: та и днесь

На землю призывает месть…

Но Сын Твой учит вас молиться,

Чтоб были прощены убийцы!..

Сквозь немоту времен — твоя струя!

Прозрачна и свежа, волна твоя

                    Дрожит, вопя,

                    И, как толпа,

Как люд, что на бегу возликовал

И замер, пред собой узрев провал, —

                    Твой блеск зеркал

                    Застыл и впал

                    Внезапно в страх

                    И — ниц, во прах!

Но, из могилы каменной восстав,

Свой светлый путь вершит в иных местах…

                    Мой водопад, моя скамья,

                    Порой глядел и думал я:

                    Коль капля, и достигнув дна,

                    Бывает вновь воскрешена,

                    Так разве страшен тьмы удел

                    Тому, кто море света зрел?

Когда частица бурных вод,

Низвергшись в бездну, вновь живет, —

Что ж смертным верить не велит,

Что Бог умерших оживит?..

О, влажный грохот с высоты!

Ты — память о крещенье, ты —

Прозренье тех живых ручьев,

Где души слышат Агнца зов!

Исполнен истины, глубок

Притчеобразный твой поток!

От нас, глупцов, твой смысл сокрыт,

Пока нас Дух не просветит,

Что, вея встарь над ликом вод,

Любовью согревал свой плод!..

Как струй летящих шумный звук

Внизу безмолвный чертит круг

И след их гасится о брег —

Так исчезает человек…

О брег незримый, где, маня,

Свобода славы ждет меня!

Душа иного русла ждет —

Не этих падающих вод…

Раскройся, в свет Его войди,

Ночные страхи — позади.

Блажен встречающий рассвет,

Для спящих глаз — сиянья нет:

Лишь тем, кто всмотрится, видна

Роса светающего дня!

                    Ты слышишь: изменив полет,

Нам теплый шепот ветер шлет,

Прошла пурга, и сник мороз,

Свиданье с жизнью вновь сбылось.

Заслышав горлиц голоса,

Смеясь, ответствуют леса,

А здесь, во прахе и в пыли,

Раскрылись лилии любви!

Однажды в полночь Вечность видел я —

Она Кольцом сверкала, блеск лия,

     Бескрайний свет струя.

Под ней кружилось Время, словно тень:

               Час, год и день

Движеньем сфер вращали весь наш мир

     И все, что он вскормил;

Там пел Влюбленный, струны шевеля

               И милую моля,

С ним только лютня и фантазий тьма —

               Игра ума.

Перчаток, лент силки,— он миг назад

               В них видел клад,—

Разбросаны, и всем он пренебрег:

               Пред ним — Цветок!..

Правитель мрачный, чей удел тяжел,—

Как сырость ночи, павшая на дол,

     Скорее полз, чем шел,

И, словно солнце в помраченья час

               Собою тяготясь,

Был тучами свидетелей гоним,

     Вопящими над ним.

Как крот, он принимался, норы рыть,

               Чтоб тайны скрыть,

И муки тех, кого он там когтил,—

               Мрак поглотил.

Он, вскормлен церковью, доносов рой

               Зрел пред собой —

И жаждал крови, обратив ее

               В свое питье!..

На груде хлама — Скряга, чуя страх,

Всю жизнь томился, и сжимал в руках

     Не золото, а прах.

Он жил, презрев божественный покой,

               Дрожащею овцой.

У тысяч, кто лишил себя ума,

     В объятиях — сума!..

Эпикуреец небеса вместил —

               И никому не льстил.

Все многословны были,— он едва

               Цедил слова.

Кто в мелочах погряз, душою слаб,

               Тот жалкий раб…

И Правда чистая — победой зла

               Унижена была!..

Но тот, кто плакал, плакал здесь и пел,

И снова пел,— хоть крыльев не имел,

     Но ввысь, в Кольцо, взлетел!

«Лишь тем (я молвил), кто лишен ума,

               Желанней света — тьма!

Ютясь в пещерах, страшно им взглянуть

     На свет, явивший путь,

Чтобы любой — из тьмы и смерти — мог

               Ввысь воспарить, где Бог,

Идти за Солнцем вслед — и стать светлей

               Его лучей!»

Когда ж безумцев поносить я стал,—

               Мне кто-то прошептал:

«Кольцо Жених возлюбленной своей

               Отдаст — и только ей!..»

О радость! Расцветают все цветы

Во мне, мой дух бутонами покрыт —

          Средь темноты,

          Пусть небеса —

          Как саван сна.

          И ночь мрачна.

     В груди моей — роса.

          Она бодрит

И оживляет землю, будит сад,

И мир поет, очнувшись от зимы,

          Здесь песнь гласят

          И сонм ветров,

          И струй каскад,

          И сотни стад

     На сотни голосов —

          Поют псалмы,

В симфонии природы голоса —

Как ноты… Все мелодии солью

          В молитве я.

          Так нежит слух

          Поющий дух,

          Чье эхо — жизнь в раю!..

     Молитве той

          Учусь в ночи. Душа вошла во мрак,

Как в облако — звезда: жива она,

Свет не иссяк.

          За тьмою туч

          Есть вышний свод,

          И там живет,

          Горит бессмертный луч:

     На ложе сна —

Прах жизнь мою и светоч мой облек,

Но только Ты — нетленный их исток!..

Душа! Над звездным сводом

     Стоит небесный град.

Там грозный страж пред входом

     Бесстрашен и крылат.

Там силы света славят,

     Склоняясь пред Вождем,

Того, Кто ими правит.

     Кто в яслях был рожден.

Прекраснейший на свете

     Твой друг (душа, проснись!) —

Он спас тебя от смерти,

     С небес сошедши вниз…

Коль сил твоих достанет,

     Увидишь — там растет

Та роза, что не вянет,—

     Цвет Мира, твой оплот!

Отбрось же все волненья,

     Лишь в Нем найдешь покой,

Он верен без сомненья —

     Бог Жизни, Пастырь твой!..

Дождь вечных струн! Со свода — ниц!

Дождь, серебрящий крылья птиц!

Низринь в юдоль ручьи свои,

И прах иссохший напои!

О, в скольких светлых Вечерах

Цветник от ливней сладко пах,

О, сколько, просияв светло,

Чудесных Солнц при мне зашло!

И все ж — впервые осчастливлен

Закат — таким Вечерним Ливнем!

Отец Светил! Как солнца суть,

Зари блистательный восход

Ты в эту птицу смог вдохнуть,

Свой луч живой — в пернатый род?

     Всю ночь бессонный сей магнит

     На землю райский свет манит.

В нем семя света — утра ждет,

И гонит прочь ночную муть,

И светит, и поет, как тот,

Кто к Дому Света знает путь,

     И, словно бы свеча, оно

     Само от солнца зажжено.

Коль в силах луч предзаревой

Такую веру пробуждать,

То разве может образ Твой

Явленья Твоего не ждать?

     От ветра — помощь парусам,

     А здесь — Всевышний дышит сам!

О Ты, бессмертный Жар и Свет!

Ты полнишь блеском Свой дворец,

Чья красота — прямой ответ

На размышленья — кто Творец.

     Своей частицей Ты — во мне,

     Я ж быть хочу Твоим вполне.

Заснувший без Тебя — не жил,

И сон его — есть смерть и ад:

Кому не Ты глаза смежил,

Те не проснутся, не воззрят.

     Вкруг них — египетская тьма

     И сень погибели сама.

Но если даже птиц сердца

Стучат, предчувствуя восход,—

То кто ж поймет, кроме Творца.

Души возвышенной полет? —

     Никто! Лишь сам Податель Крыл,

     Который душу сотворил.

Но сквозь завесу, что пока

Цела во мне, хотя Ты Сам

Ее порвал,— сквозь облака,

Что встретиться мешают нам,—

     Я зрю лишь отблеск от Твоей

     Любви, исполненной очей.

О, устрани сей тучи тень,

И пусть лучи меня пронзят,

Чтоб я вошел в Твой вечный день,

Чтоб согревал меня Твой взгляд!

     Пока Лилея белизной

     Мне воссияет, будь со мной!